Эдуард Шюре - Великие легенды Франции

Я бормотал эту не вполне традиционную молитву, в то время как мой мул трусил, повинуясь погонщику и постукивая копытами, по булыжной дороге к часовне св. Бруно. Время от времени сквозь ветви деревьев проглядывала луна. Тогда серебряная река вторгалась во мрак леса. Потом все снова погружалось в темноту. Мы пересекали поляны. Деревья, окружавшие их, казались гигантскими призраками, собравшимися в круг под черным куполом неба. Иногда порывы теплого ветра проносились по лесу. Тогда деревья вырывались из оцепенения и каждое из них, охваченное дрожью, стенало и жаловалось.

Недалеко от церкви Нотр-Дам-де-Казалибю под навесом, открытым всем ветрам, горит костер. На бревне сидит бедняга и греется у огня. У него нет иного жилища, и все ночи он проводит здесь. Он живет милостыней, которую ему дают те, кто приходит в часовню св. Бруно, и тем, что дают ему монахи за сбор желтых цветов, которые нужны для приготовления ликера. Есть что-то трагическое в том, чтобы видеть забвение и отчаяние там, где св. Бруно обрел наивысшее счастье в созерцании. Тропинка, бегущая через лес, становится все круче и круче. Мул, как коза, прыгает по острым скалам, а погонщик, освещающий путь фонарем, похож на гнома. Наконец мы выходим из леса навстречу свежему альпийскому воздуху. Перед нами лежит глубокое ущелье, узкий коридор, карабкающийся на перевал, соединяющий Гран-Сом и Пети-Сом. Тут и там группки деревьев, крупные валуны; с двух сторон поднимаются белые пирамиды, поддерживающие вершины. С перевала до нас доносится лай собак, и мы видим, как к нам бегут вооруженные камаргскими посохами худые, утомленные честные пастухи. Мы достигли шале Бовино, устроившегося в распадке между двух вершин. Здесь мы оставим мула и продолжим восхождение пешком. Но перед этим мы сделаем привал в шале. Провансальский пастух, пришедший сюда на летние заработки, предложит путешественникам расположиться у огня, пылающего в открытом очаге, и угостит их кофе, кипящим в глиняном горшке. В одиночестве Альп пастух, кажется, мечтает о белом домике в Провансе, сияющем на солнце, о лошадях, пасущихся в Камаргии, о фарандоле, которую он танцует вечерами под золотистой смоквой.

Но вперед, к вершине! Ведь луна уже скрылась за горизонтом, и последняя звезда бледнеет на побелевшем небе. Надо покинуть этот гостеприимный дом, чтобы успеть добраться до вершины раньше восхода. Второй проводник, симпатичный, розовощекий и смешливый парнишка из Дофине, идет впереди меня. Его лицо дышит совершенным здоровьем и невинностью, будто освеженное девственным воздухом горных вершин, частым гостем которых он является. Мы штурмуем поросшие травой склоны, ведущие к гребню перевала. И чем выше мы поднимаемся, тем более странными и дикими кажутся окрестные вершины. Вот мы уже выше них, вот мы уже летим над равниной в пространстве. Долины, леса, ущелья – все теряется в темной воронке, и вот мы добрались до старого остова мира на вершине вершин. Из туманных глубин пики Альп тянутся к рождающемуся дню. Самые низкие из них все еще погружены во тьму, они черны. Те, что повыше, уже окрасились фиолетовым. По мере того как поднимается светило, из ночи появляются горные цепи, и их дерзкие вершины, увиденные с головокружительной высоты, похожи на армию титанов, остановившихся во время восхождения к небу и замерших без движения перед величием Бога Дня. Этот восхитительный вид мешает разглядеть пропасти, до которых добираются лучи солнца. Снова штурмуем поросшие травой склоны, и вот мы достигаем вершины. Недавно картезианцы воздвигли здесь крест из белого мрамора. Сегодня утром ветер особенно неистов. Держась за крест и наклонившись, можно увидеть в глубине бездны обитель Гранд-Шартрез, расположенную как раз под стеной высотой в тысячу метров, на которую мы взобрались, обойдя ее. С этой высоты монастырь выглядит моделью из картона. Но на этой модели можно различить все части обители. Кельи отцов выглядят маленькими домиками, упирающимися в лес.

Но солнце встает с другой стороны, за Альпами, и прекрасная панорама проясняется под его лучами. На первом плане – массив Гранд-Шартрез, настоящая крепость с высокими валами, глубокими рвами и донжоном. На севере находится пирамида Ниволе, долина Шамбери и озеро Бурже, спящее у подножия Кошачьего Зуба и похожее отсюда на лужу у холмика. Чуть дальше горные цепи Альп разворачиваются от Мон-Бланка до Мон-Визо и поднимаются неравномерными уступами. Блестят снежные вершины и вечные ледники. На западе расстилается, подобно бесконечному зеленому ковру, равнина Лионне, Рона пересекает ее. Горы Форез, Виваре и Оверни теряются за туманной линией горизонта. В хорошие дни можно различить даже холмы Фурвиер, похожие на слегка волнистую линию. Это Лион, промышленный и мистический город св. Потина, св. Мартина и Балланш, разместившийся, как говорил Мишле, на перекрестке дорог племен, веселый, красивый и легкомысленный. Именно через эту широкую долину Цезарь провел в Галлию свои легионы. Именно в этом городе Август создал первый галло-римский центр, где Галлия увидела своих первых христианских мучеников. Именно с этого времени племена морскими волнами накатывали в эту долину! Варвары, крестоносцы и завоевательные армии современного Цезаря, возвращавшегося с острова Эльба, и схватка Франции и Германии во время последнего завоевания! Лишь Альпы не изменились. Этот край всегда суров и тверд, как Кибелла севера, мать множества рек. Бесконечные белые холмы, через которые прошло несметное множество племен, с презрением взирают на них с высоты своего величия.

Белый крест господствует над горизонтом, и поднимающееся солнце окрашивает его розовым. – Почему мне не удалось увидеть эту сияющую сторону черного креста, стоявшего передо мной во время ночной службы в храме картезианцев, где монахи пели гнетущие гимны? Черный крест привиделся мне знаком смерти религии, оказавшейся слишком тесной для современного духа, что воплотилось, некоторым образом, в ее непонятных символах, в букве догматов. – Белый крест, напротив, вознесся на эту вершину Альп и, освещенный солнцем с востока и смотрящий на запад, показался мне радостным символом распространяющегося христианства, символом вселенской и вечной религии Духа, смело раскрывшим все источники познания и вскричавшим: «Света! Еще света! Света внутрь! Света наружу! Господь везде, где есть свет!» Правда природы, разума и духа – одна правда. Она может исчезнуть в глубинах души, скрытая дымом материального, но, сияя, выходит на свет всякий раз, когда проявляется истинный разум человечества, всякий раз, когда душа просыпается и поднимается на заслуженную высоту.

Да, крест возносится над этими вершинами. Это не черный романский крест, означающий пассивное подчинение умов и сердец бесконтрольной абсолютной силе. Это белый крест, вселенский крест чистого мистицизма, древней мудрости, и он означает: свободное обновление душ достижимо через господство духовных истин, царство Бога на земле в общественных и религиозных установлениях. Будьте уверены, в этот момент человечество переживает, с точки зрения философии, религии и обществознания, самый тяжелый кризис. Сомнения современного человека тяжелы и велики. Религиозные учения, их дух и буква, гибнут под напором естественных наук. Нигилистское поветрие отравило самые светлые умы нашего времени и добралось до самых низших слоев общества. Но, между тем, тот, кто умеет слушать внутренний голос души народа, уже чувствует магнетические колебания, которые заставят компас мысли указать направление туда, где в глубине сознания человечества, да и в самой науке, уже зреют те новые явления, что вызовут религиозное и философское обновление. Еще рано знакомиться с великой Незнакомкой – Душой. Но ее существование больше не отрицается. Ей уже оказывают почести, пытаясь изучить ее. Уже ищут доказательства ее реальности в фактах исключительно психологического характера, отвергавшихся ранее и тщательно собираемых теперь. Наука прикоснулась к Невидимому! Юность предчувствует это, и ее охватывает дрожь нетерпения. Как недавно отметил замечательный исследователь нового поколения Эжен-Мельхиор де Вогюе, «все эти юные скептики – исследователи, которые ходят вокруг тайны кругами». Признание того, что еще есть тайна, которую надо раскрыть, и что человеческая душа служит одновременно и главной загадкой, и ключом к этой загадке, – это начало новой мудрости и одна из сторон нового религиозного чувства.

Разве не знак нашего времени это обращение европейского духа к древним учениям Востока как к неиссякаемому источнику трансцендентальной истины? У всех великих исследователей Востока есть инстинктивное ощущение внутреннего единства религий. И разве не является это исконное единство обещанием возможного синтеза науки и религии? В христианстве эта возможность уже заложена традицией и вероучением, а основатель его показал, что в человеке есть частица Божественного и он может развить ее в себе. И неужели христианство, трансформированное, освобожденное, свободно общающееся с иными священными традициями человечества, не предназначено самой логикой исторического развития стать центром равновесия этого разностороннего учения, его культурного влияния, а также его основой? Над каббалистами XVI века, взывавшими к имени Розенкрейца, много потешались. Они избрали знаком своего тайного общества крест, оплетенный сверкающей розой, пять лепестков которой символизировали силу божественного Слова, являющего себя в мире, и десять лучей, символизирующих его разностороннее могущество. Чтобы понять язык символов, эти так называемые мечтатели обладали ясным пониманием религиозных потребностей современного человечества. Да, нужно сделать так, чтобы Роза цвела вокруг Креста! Если Крест означает мудрость и силу познания любовью, то Роза означает жизнь в содружестве с наукой, справедливостью и красотой. И именно это люди отныне требуют от своих проводников. Долгое время они были недовольны утверждениями веры и обещаниями небес. Сегодня они хотят доказательств и исполнения обещаний на земле. Они больше не признают учителями тех, кто не способен дать им этого.

Читать дальше