Антонио Дионис - Геракл

Клянусь! — с улыбкой отвечал Зевс, осушая золотой кубок.

Никто не заметил притаившуюся в углу хитрую обманщицу Ату, мгновенно накинувшую на бога Зевса невидимую сеть обмана и лжи. Не заметил великий властелин небес подвоха, продолжая празднество в ожидании добрых вестей с земли.

А Гера, обернувшись волчицей, быстрее ветра неслась к далеким Микенам. Там, во дворце, у выложенного мрамором бассейна с фонтаном забавлялась с ручным рысенком аргосская царица. Жена персеида Офенела дразнила звереныша привязанным к веревке пучком шерсти. Рысенок прыгал на игрушку, смешно выставляя коготки и, промахнувшись, шлепался на пол.

Суеверная прислужница покачала головой:

Не дело, царица, затеяла! Как ты мучаешь бес- словесную тварь, так будут мучить твоего ребенка, как только он родится. Царица смутилась. Беременность давалась ей легко, и царица порой забывала, что женщине, ждущей дитя, не следует делать многое из того, что может быть неугодно богам и отразиться на будущей судьбе ребенка.

Брысь! — спихнула царица рысенка с колен.

Вышла из дворца и, миновав оранжереи, углубилась в парк. Деревья благосклонно дарили сень, чуть слышно пришептывая. Буйство цветов и красок радовало сердце. Царица прикорнула у высокого вяза и неприметно для себя задремала.

Колючая изгородь, охранявшая парк мириадами шипов и иголок раздалась, пропуская крупноголовую волчицу, и смыкаясь там, где зверь оставил след.

Волчица приблизилась к беременной женщине, потягивая носом воздух. Ее желтые злые глаза сверкали лютой яростью. Ровная, густая шерсть вздыбилась на холке. Волчица зарычала, оскалив клыки.

В тот момент, когда царица открыла глаза, просыпаясь, волчица прыгнула, целясь в горло. Женщина закричала, прикрываясь руками. Что-то оборвалось у нее в середине. Короткая резкая боль пронзила тело, отдаваясь в пояснице. Царица на мгновение потеряла сознание. Свет померк, теряя очертания мира.

Когда боль отступила, женщина с трудом открыла глаза. Волчицы, привидевшейся ей, не было и в помине. А в раскинутых ногах мяукал только что покинувший материнское ложе младенец. Царица зубами перекусила пуповину, подняла царевича и обернула свое дитя краем окровавленного хитона.

Гера, скинув звериную шкуру, самодовольно усмехнулась: дело было сделано, и ей не терпелось первой рассказать весть Зевсу. Только что, без сроков и времени, явился на свет царевич Эврисфей, по величайшему повелению Зевса, властитель над всеми потомками Персея. Правда, бог богов об этом еще не догадывался.

А тем временем в Фивах отдыхала Алкмена. Внезапно родовые схватки, разрывающие тело, прекратились. Боль отступила, сменившись усталостью и покоем. Лоб женщины, усеянный бисеринками пота, прислужницы обтерли смоченным в холодной воде куском ткани.

Алкмена! — почудился роженице призыв бога богов.

Алкмена! — раздался вторящий насмешливый женский хохот.

Внезапно страшная судорога прошла по животу роженицы. Алкмена закричала, цепляясь руками за шерсть покрывавшей ложе шкуры и выдирая клочья косматого меха.

Мальчик! — удовлетворенно подняла в воздух младенца повитуха. — Будет героем, ишь, какой здоровенький!

Следом из материнского лона выскользнул близнец первенца. Но похвалы повитухи не удостоился.

Близнец первенца был, как все младенцы, маленький, скрюченный, безволосый, с прозрачно белесыми в заплесневелости материнского чрева ноготками. Багрово красная кожица, словно спеченная, придавала малышу вид земного червя, так извивались крохотные ручки и ножки.

Все взоры были прикованы к тому, кто родился первым. Ребенок мало походил на новорожденного. Казалось, он вот встанет на ножки и пойдет. Еще никому не доводилось видеть такого крупного и красивого младенца. У мальчика была молочно-белая кожа, соразмерное тельце и удивительно ясный взгляд без той мутноватости и пелены, с какой человек впервые вглядывается в окружающий мир.

Счастливая мать со слезами на глазах возблагодарила небеса за посланную милость.

Боги Олимпа с улыбкой взирали на роженицу и близнецов, один из которых был сыном Зевса.

И тут выступила Гера в минуту торжества осчастливленного божественного отца.

Радуйся, бог богов! — презрительно скривилась богиня. — Сейчас родился тот, кому ты сам своей клятвой повелел быть в вечном услужении царевича Эврисфея, родившегося раньше твоего сына! Припомни, — мстительно добавила Гера, — именно тому, кто родится первым, ты даровал власть над Грецией и ее героями!

Потемнело лицо Громовержца. Встал Зевс с золотого трона. Примолкли боги. Стихла золотая кифара Орфея. Страшен Зевс в гневе, но не изменить данную клятву. Заюлила богиня обмана Ата, чуя, что не кончится добром ее злая проделка. Лишь Гера праздновала победу, величественная, гордая и прекрасная.

Не смог Зевс выдержать мстительный взгляд супруги и обрушил гнев на ту, кто был повинен в его опрометчивом заблуждении. Золотым посохом ткнул Громовержец Ату. Не удержалась богиня на ногах и упала со светлого Олимпа на землю.

Зевс проводил ее взглядом, напутствовав:

Недостойной место среди недостойных! Жить тебе, богиня, среди людей и смертным морочить голову злым обманом, сея вражду! Но ни любви, ни почета не видеть тебе! Каждый при встрече с тобой, богиня лжи, будет презрительно отворачиваться и лишь самые мерзкие и подлые будут твоими почитателями, — так молвил Зевс.

Краска стыда прилила к лицу богини Геры — это ее повелением Ата строила козни Зевсу, но, готовая сама нести любое наказание, чувствуя себя в своем праве супруги Зевса, Гера не ожидала, что гнев Громовержца обернется против простой исполнительницы воли богини.

О Гера! — сурово молвил супруг, обратившись к богине, — верю, ты не со зла, а из ревности устроила это пакостное дело! Пусть будет так! Мой сын совершит много подвигов, которые обессмертят его имя! Он пройдет через все испытания и, когда он заслужит славу бессмертных, ты сама признаешь его первенство над всеми героями и примешь его в сонм богов! И будет имя ему Геракл, что значит «прославленный герой»!

Гера промолчала, потупив взор: она хотела унизить Зевса, заставив его сына служить слабому и презренному царю Эврисфею. Но таковы мужчины: узнав, какую судьбу предначертали Гераклу мойры, Зевс был удовлетворен. Какой отец не захочет, чтобы его сын в бесстрашных сражениях и славных подвигах доказал, что он не по праву рождения, а по собственным качествам достоин быть признанным героем?

Младенцев обмыли и завернули в дорогие ткани. Алкмена уснула, лишь убедившись, что ее сыновья накормлены и спокойны. Амфитрион долго стоял над колыбелью, разглядывая своих детей.

Тщеславные мысли бродили в его голове. Мальчики вырастут, он обучит их всему, что умеет сам. И поведет сыновей в военный поход. И в ужасе будут разбегаться враги при виде Амфитриона и его славных сыновей.