Антонио Дионис - Аргонавты

И недоумевал: что у него может быть общего с этими подобиями на человека.

Неужели и я столь никчемен и пуст, как пусты и равнодушны эти трусливые лица, обрюзгшие и тупые? - размышлял царь, пока исполнялось его приказание.

По мраморным плитам раздались приближающиеся шаги. В залу, подталкиваемый стражником, чуть ли не влетел худенький мальчишка-подросток. Споткнулся, зацепившись о чью-то протянутую ногу, но устоял, лишь качнувшись. Прищурился на свет из темноты.

Афамант с недоверием и удивлением рассматривал преступника. На вид парню было ровно столько, сколько нужно для того, чтобы научиться ловко мухлевать в цветные камешки.

Одежда, жалкая и изодранная, выдавала сына из имущей семьи.

А что это он такой поцарапанный? - полюбопытствовал Афамант, рассматривая преступника, в котором никак не мог углядеть причину, толкнувшую парня к противоречивым деяниям: ему б вначале брить подбородок, а тоже, шуточки-припевочки, оскорбляющие самого властелина.

Воин, отпихнув парня, выступив вперед:

Так сопротивлялся, как дикая кошка - вот и примяли чуток.

Царь приблизился к юному поэту. Провел ладонью по щеке. Юноша зло дернулся. Афамант прищурился, злая усмешка скользнула по губам:

Что ты, как лошадь, которую кусает овод?

А ты и есть кровосос! - исподлобья глянул юноша.

Короткий удар и хлюпнувший звук разбитого носа раздались почти одновременно. Афамант наотмашь хлестнул парня по лицу. Тот промолчал, лишь краем одежды утирая разбитый нос.

Афамант брезгливо оттер руку о край одеяния.

Так ты и в самом деле думаешь, что я какой-то мифический злодей из трагедии? - деланно хохотнул Афамант.

Парень промолчал, то ли наученный, но царю показалось, что чуть ли не презрение светится в глубине темных зрачков поэта-самоучки.

Я буду говорить с ним наедине! А вы,- обернулся царь к гостям,- будете меня ждать - даже если ждать придется неделю,- и сделал знак страже.

Тут же два дюжих и рослых воина выросли словно из-под земли, и встали по обе стороны дверей.

Царь двинулся по боковому проходу. Не услышав шагов за спиной, обернулся: юноша не стронулся с места, глядя насмешливо и со злостью.

Ты боишься меня? -уколол Афамант: кто-то, кто хотя б на словах не намерен во всем покорствовать великому царю, вызывал нездоровое любопытство, как дикийзверь, беснующийся в яме-ловушке.

Я никого не боюсь!- гордо вскинул голову юноша.

Тогда идем! - теперь Афамант был уверен: парень ни за что не отстанет.

Дворец Афаманта был открыт для каждого, кого сам царь пожелает видеть. В чем-в чем, а в скупости или негостеприимстве никто Афаманта не уличил бы. Но в глубине дворцовых покоев существовали помещения, о которых знал лишь один Афамант. Царь и юноша долго плутали по длинным и узким коридорам, скудно освещенным чадящими светильниками - в эту часть дворца редко кто заглядывал.

Внезапно Афамант толкнул юношу в сторону. Тот хотел сказать что-то дерзкое, но умолк, пораженный невиданным зрелищем.

Они находились в круглом, словно арена, зале. Своды были подобны дивно расписанной чаше. И сколь странны, столь и прекрасны были дивные рисунки с сюжетами, о которых человеческий разум не мог и помыслить.

Посреди залы, закутанная в ткань, возвышалась, скорее всего, статуя женщины. Легкое полотнище мягкими складками скрадывало очертания, но не могло спрятать пышности форм женщины-матери.

Перед статуей курился дымок, распространяя благовоние. Два грубо отесанных валуна лишь с натяжкой можно было принять за кресла. Валуны, с углублением в центре, отличались друг от друга тем, что на одном резко выделялся слой пыли - другой же был пылью припудрен лишь у подножия.

Что это? Алтарь? - юноша, чьей основной чертой была ребяческая непосредственность, позабыв всякую ненависть и движимый лишь любопытством, повернул голову к Афаманту.

И неожиданно для самого себя, Афамант ответил, сдергивая со статуи ткань:

То причина моей жестокости, так зло высмеянной в твоих, ты уж извини, и в самом деле дрянных стишках!

Но юноша уже не слышал, очарованный дивным видением. Статуя, выполненная неизвестным скульптором в полный рост, менее всего походила на мертвый камень. Юноша в ослеплении коснулся рукой женской кисти, кокетливо придерживающей край ткани, узкий лоскут которой служил женщине единственным одеянием, скорее обнажая, чем прикрывая прелестное тело. Афамант в стороне ревниво косился, но тут же успокоился, видя искренний восторг юноши.

Загадочен и удивителен человек! Тайная зала с невесть как застывшей в центре Нефелой - то была тайна Афаманта, о которой не знала на свете ни одна живая душа. Правда, как-то раз, когда Фрике, едва научившись говорить, спросил, где их мама, Афамант привел сюда близнецов. Но дети то ли были слишком малы, то ли странную силу источала статуя, а только дети переступили порог, как с ними, и мальчиком и его сестрой, сделались судороги, спазмами сжавшие горло,- более повторных попыток Афамант не предпринимал, в одиночестве проводя тут долгие часы, когда его приятели и друзья были уверены, что царь Афамант охотится в горах в одиночестве или отбыл по торговым делам.

Что-то словно подтолкнуло Афаманта, как он впервые лишь узрел юного поэта. Не тот ли мягкий огонь, что таится в зрачке, готовый вспыхнуть и пролить на окружающих божественный свет?

Хороша? -хмуро, пряча свою гордость, спросил Афамант.

- Она - прекрасна! - вскричал поэт, вкладывая в восклицание всю пылкость и жар восторженной юности.

Но кто она? Кто эта дивная женщина? - обернулся юноша, с нетерпением требуя взором ответа.

Это - та, из-за которой ты обозвал меня в виршах старым ослом, пытающимся поймать солнце в грязной луже, и поделом нахлебавшемуся мутной и грязной жижи!

Так то?..

Это Нефела, нимфа Нефела, моя жизнь и мое страдание!

Но кто тот таинственный мастер, что смог так ясно и четко передать каждую линию, каждую мельчайшую черточку? Надо его найти!

Зачем? - теперь уж удивился Афамант.

Юноша заторопился, глотая обрывки слов, словно

пытался разжевать горячую кашу:

Он ее ваял, так? Значит, он ее видел! А раз видел - душу из него вытрясти, но пусть рассказывает, где она! Нельзя, невозможно, чтобы такая красота была где-то, но не тут!

Афамант еще раз с сожалением позавидовал наивной молодости. А юноша, поддергивая одежды, уже позабыл, что он - преступник, что его ждет наказание - он готов был позабыть все и всяческие злодеяния алчных правителей, всех вместе взятых,- и мчаться на поиски случайно увиденной фантазии.

Что же ты, о царь? - уже на пороге обернулся поэт, сияя нетерпеливым взором.

Афамант тяжело опустился на менее пыльный валун.

Ничего не получится, юноша!