Антонио Дионис - Аргонавты

Гермес осторожно погладил Нефелу по светлым прядям. Разгладил морщинку у глаз.

Ты стареешь, Нефела,- грустно произнес бог, искренне не зная, чем помочь измученной и, видимо, не больно счастливой женщине, которая сама себе выбрала участь. Но нам ведь не легче от ошибок, которые мы совершаем?

Нимфа встрепенулась:

Как? Ведь вечная молодость...

Гермес покачал головой:

Нет, Нефела, вечная юность, молодость и веселье, так же как и наивность - качества, присущие богам, не людям. Но нельзя одновременно подчиняться законам небес и земли. Ты сделала выбор, но...- тут Гермес замешкался.

Что? Говори, что?-требовательно затеребила его нимфа.

Все можно исправить, Нефела!

Навсегда!

Навсегда?

Ответом ей было красноречивое молчание. Нефела понимала, что ей предлагают: она, решившись, утратит способность превращаться в человека - тело слишком тяжело, чтобы его смогли удержать небеса, но отказавшись от телесной оболочки, Нефела могла вновь стать вольным облачком - и никогда не коснуться своих детей, никогда не прижаться к мужу, и пальцев, способных погладить атлас розового лепестка, у нимфы, раз предавшей законы Олимпа, тоже не будет.

Решайся! - заторопил Гермес.- Олимп и так разделился. Зевс согласен, что нельзя допустить, чтобы среди людей, непризнанной, умерла твоя молодость и красота. Зато Гера! -Гермес в притворном ужасе простер руки: - Старая ведьма рвет и мечет!

Ей-то что? - машинально спросила Нефела, погруженная в терзающие мысли, но ответ она уже знала.

Гера? Она вопит, что семья -священна, а плоды любовных утех супругов - вот достойное занятие что для нимфы, что для женщины. Она говорит, что не сможет понять мать, способную бросить своих детей.

От этих слов нимфа сжалась, как от удара.

И она права,- бросила Нефела взор в ту сторону, где располагалась детская.

А если от тоски и одиночества ты спятишь - вот деткам будет радости!-резонно возразил Гермес.- Но, учти, Нефела, ты сможешь быть куда полезней своим детям, если за твоей спиной будет могущество светлого Олимпа, нежели захочешь нагонять на них тоску своими вечными слезами и томным видом, от которых даже мне хочется взвыть. Муж любит тебя?

Боготворит,- эхом откликнулась нимфа.

А как думаешь: надолго ли хватит здорового мужчину, вынужденного жить в соленой сырости? И дети возненавидят тебя, вместо того, чтобы ночью вглядываясь в звездное небо, радоваться: там, в прекрасной тишине - их мать! Не скорбная сгорбленная фигура с мешками под глазами и дряблой от старости кожей, а вечно юная и прекрасная мать-богиня.

Но, скажи, почему ты так заботишься о моем счастье? - вдруг взъярилась Нефела, скорее всего чувствуя справедливость слов Гермеса, чем по иной причине.

Ты не догадываешься? - сумрачно глянул бог.

О чем?

Гермес резко встал. Сделал вид, что внимательно рассматривает роспись на закопченных стенах. Нефела тенью следовала рядом. Требовательно повторила:

О чем я должна догадаться?

Странно,- неуклюже попытался сменить тему Гермес,- однако, если и есть у людей нечто, чему и боги могут позавидовать, то это искусство. Казалось бы, сколько грязи, сора и нечистот таится в мелкой душонке человека, а взгляни,- протянул бог руку к искусно изображенной сцене охоты на львов.- Сколь выразительны и динамичны фигуры, словно художник взял, остановил мгновение и перенес всю сцену на стену твоей опочивальни.

Нефела, обогнув Гермеса, встала перед богом.

Что ты бегаешь от меня?

Я?-деланно удивился Гермес.- Вот он я - попробуй сказать, что я - твоя галлюцинация!

Нимфа, пряча улыбку, прикусила губу: вот он и всегда был таким; то злой насмешник, а то готов мчать на край света для прижатого к стенке обстоятельствами друга или просто приятеля. Нефеле редко удавалось встретить таких легких в общении и искренних в дружбе.

Гермес, сколько у меня времени на сборы?

А ты и в самом деле многое переняла от людей - какие сборы у богов?

Но до утра-то я смогу подождать? Мне было бы стыдно уйти из дома, который принял меня с искренней любовью и добротой, даже не простившись!

Гермес задумчиво провел пальцем по фигуре озорника, целящегося из туго натянутого лука в стилизованную фигурку лани:

Ты можешь и вообще отсюда не уходить! Оставайся,- Гермес глядел весело и открыто, но надо было его знать, чтобы догадаться: в этой голове, наполненной каверзами, роятся совсем иные мысли, отличные от тех, которые отражают черты.

Ты решил довести меня до слез? Ты это твердо решил? - Нефела возвысила голос.

Тсс! - Гермес поднес к устам указательный палец, призывая к осторожности.- Учти, что я, войди сюда кто, не видим и не слышим. Решат, услышав, что в тебя вселились демоны - а там прямой путь на костер!

Но демоны не умеют вселяться в людей! -возразила нимфа.

Конечно! Но люди-то об этом не догадываются.

Нефела в тоске с силой сжала ладонью ладонь:

Тебе, что, доставляет особое удовольствие меня мучать? Я ведь и в самом деле нуждаюсь в совете!

И давно?

Что - давно?

Давно ли ты, прекрасная нимфа, стала спрашивать совета или хотя бы оглядываться назад? Ведь, сколько я помню, ты не слушала никаких доводов, решившись поселиться на этой проклятой горе в ледовом замке. И тем паче, ты даже не изволила лучшей подруге сообщить, куда это подевалась прекрасная Нефела, хоть своенравная, но все же любимая!

Эхо? Ты видел Эхо?

Нефела часто вспоминала свою подружку. Порой, тайком ото всех, поднималась на ближайший склон горы и тихонько окликала:

Эхо! Эхо!

Но молчаливо печальны горы - и нет маленькой фигурке у подножия скал ответа. Так продолжалось бы долго, но как-то Афамант попросил:

Нефела! Люди говорят, что ты - странная. Тебя видели в горах, одну, без провожатых! Без слуг или прислужниц!

Я не боюсь гор!

Но Афамант недовольно поморщился:

Я знаю, сотни раз слышал, как ты жила среди камней и снегов в горах. Но люди так не поступают!

Что же мне делать?

Афамант смешался:

Ты хотя бы пореже поднимайся в горы и, я очень прошу, не позорь меня - не зови эхо!

И вот пришло существо, которое встречалось с ее Эхо!

Глаза Нефелы загорелись. Лицо, просияв, помолодело:

Что же ты сразу не сказал? ! Как она?

А ты разве вспомнила бы о ней, занятая личными переживаниями да страданиями?-возразил Гермес.

Но не беспокойся: Эхо, с тех пор, как ты переселилась в долину, ушла из этих мест. А от тоски по тебе она утратила свой собственный голос, прокляв свой язык. Она придумала, что это она, нечаянным словом, виновата в тех событиях, что с тобой произошли.

И что же? - со страхом взглянула нимфа, а дурные предчувствия уже теснили грудь.

Но Гермес был жесток:

Эхо теперь никому и ни о чем не может рассказать - она только повторяет слова, сказанные кем-то.