Александр Немировский - Мифы и легенды народов мира. Т. 2. Ранняя Италия и Рим

Тело его сковал холод. Воздев руки к небесам, он закричал что было силы:

– Трижды, четырежды счастлив тот, кому довелось пасть в бою. И почему меня смерть пощадила и не сражен я ни Ахиллом, ни Диомедом, не унесен Симоэнтом вместе с телами сотен отважных троянцев?!

Нептун (античная мраморная статуя в Дрездене) .

Конечно же Эней догадывался, что это козни Юноны, он вспомнил наставления Гелена. Но как принести Юноне жертву, если даже не устоять на ногах, когда и рта не открыть, чтобы призвать заступницу Венеру? Она же сама с высоты Олимпа видела все и спешила на помощь своему сыну. Великим волнением волн [48] В тексте рокот волн передан аллитерацией: margo misceri murmure. был встревожен Нептун. Пробудившись в своем подводном дворце от грохота, выскочил он на поверхность.

– Я вас! – крикнул он громовым голосом, направляя свой трезубец то против одного, то против другого ветра [49] У Вергилия во фразе – Quos ego! Опущен глагол со значением «накажу», и это придает угрозе шутливый оттенок. .

И поникли их крылья. Смягчив свое бешенство, ветры с ворчанием понеслись к темнице.

Оглядев по-хозяйски море, Нептун увидел несколько застрявших в камнях кораблей и осторожно приподнял их своим трезубцем, не видимым смертным. Тритон с Кимофойей [50] Тритон – морской демон, в греческих мифах сын Посейдона и Амфитриты. Кимофойя – одна из нереид. корабли подхватили и погнали их к берегу Ливии. Знал Нептун, что этому краю покровительствует Юнона, но ему было видно, как над высотами поднимается величайший храм заступнице троянцев Венере, возводимый истосковавшейся юной вдовою Дидоной.

Буря прекратилась так же внезапно, как и началась. Взгляду людей, собравшихся на растерзанных, заваленных обломками снастей и обрывками парусов палубах предстал полукруг черных скал, образовывающих залив, в центре которого виднелся островок. В одном месте скалы сходили на нет, и там желтел песок [51] Вергилием дается условное описание берега Ливии, не соответствующее реальным окрестностям Карфагена. Условна и фауна в дальнейшем описании: согласно Плинию Старшему, олени в Ливии не водились. . К этому просвету и направились семь уцелевших кораблей. Выйдя на берег, троянцы свалились, не ощущая ничего, кроме смертельной усталости. Пробудившись, Эней стер ладонью соль, покрывавшую лицо, и дал Ахату знак развести костер. Сам же он направился к высокому утесу. С него открывалось пустое море. «Неужто Нептун оказал благосклонность нам одним, и мне больше не увидеть ни ликийца Гианта, ни храбреца Оронта, ни Амика, ни Каписа?…» [52] Гиант, Оронт, Амик и Капис – спутники Энея, троянцы и ликийцы.

Переведя взгляд на берег, Эней заметил стадо пасущихся оленей и поспешил к кораблям. Взяв у Ахата лук и колчан со стрелами, он бросился к стаду. Семь свистящих стрел, и вот уже на земле семь окровавленных туш, столько же, сколько уцелевших судов. Зажглось семь костров, и вскоре дразнящий аромат горящего жира вытеснил все другие запахи. Насыщаясь, троянцы вспоминали друзей, оставшихся в море, колеблясь между надеждой на их спасение и отчаянием.

И тогда обратился Эней к спутникам:

– Не падайте духом, друзья! Немало нам пришлось претерпеть бед. Будет богом дарован исход и этой. Ждет нас пристанище, где мы воздвигнем новую Трою [53] Со сходной речью к команде выброшенного на берег корабля обращается Одиссей, и так же они утешаются мясом «несказанно огромного и тучного оленя», убитого самим Одиссеем. Этому кораблю и этому оленю соответствуют у Вергилия семь кораблей и семь оленей. .

День клонился к закату. Юпитер с вершины эфира озирал окрыленное парусами море и просторы суши, отданные для обитания неисчислимым народам. И в то мгновение, когда его озабоченный взор коснулся Ливии, перед ним возникла Венера. Грустен был лик дочери, слезы текли по ее щекам, голос дрожал:

– О ты, наделенный вечной властью над миром! Чем же тебе мой Эней досадил? Почему для троянцев пути в Гесперию закрыты? Что отклонило тебя от обещанья сохранить народ, перенесший такие несчастья? Где их бедам предел? Ведь Антенор ушел от ахейцев, иллирийских пределов достиг, дал свое имя народу и даже успел перед смертью город Патавию там основать [54] Антенора сопоставляет с Энеем также и Тит Ливий в кратком рассказе о времени, предшествующем основанию Рима. Однако, согласно Ливию, Антенор приводит в Италию не троянцев, а малоазийское племя венетов. Вергилий опускает и версию об Антеноре как предателе, погубившем Трою, ибо в этом случае в глазах Венеры бросалась тень на Юпитера, не покаравшего предателя и безразличного к судьбе Энея. . Тот же, о ком мое сердце болит, корабли потерял. Не такова ль благочестью награда? [55] По мнению древнего комментатора «Энеиды» Макробия, обращение Венеры к Юпитеру целиком списано Вергилием из первой книги «Пунической войны» Гнея Невия.

Лик отца богов озарился улыбкой. Заключив Венеру в объятия, он промолвил:

– Страхи напрасны твои. Решенье мое неизменно. Сын твой достигнет земли, ему назначенной мною. Мальчик его Асканий – отныне зови его Юлом [56] Юл – от троянского Ил. Изменение формы имени связано со стремлением связать с троянской стариной род Юлиев, к которому по усыновлении Цезарем принадлежал и Август. – станет царем. Уже отправлен Меркурий, пунам несет мою волю – пришельцам бед не чинить, оказав прием, их достойный.

С первыми едва пробившимися сквозь утренний туман лучами солнца Эней и его верный телохранитель Ахат покинули еще не оправившихся от ночного ужаса друзей. Надо было узнать, к какому их вынесло берегу и кто им владеет, порасспросить, не видели ли здесь спасшихся от ярости волн мореходов.

Сразу же за мысом, напоминающим вытянутый вверх, словно предостерегающий от опасности каменный палец, начинался лес. Он сулил желанную прохладу, но внушал также и страх, как все неизведанное.

– Мы с тобой видели оленей, – первым нарушил тишину леса Эней.

– И не только видели, – подхватил Ахат. – Сочное было жаркое.

– Так вот, – продолжал Эней. – Чтобы и нам самим не стать чьей-нибудь пищей, давай присмотримся к стволам и к земле. Нет ли следов от лап, рогов и чего-нибудь еще подозрительного.

Они наклонились над еще не высохшей лужей и отодвинули смятый пучок травы.

– Кажется, здесь пробегал вепрь, – сказал Ахат, вставляя палец в глубокую ямку.

– Нет, не вепрь, а медведь! – послышался звонкий голосок. – Но от нас он не уйдет.