Е. Балабанова - Мифы и легенды народов мира. Центральная и Южная Европа

— Очень уже многого вы от меня требуете, друг Тибер! Я могу предложить вам только крыс и мышей, но мышей прежирных. Не хотите ли?

— Как, мышей? С величайшим удовольствием!

Конечно, голод отшиб в этот день память у Тибера:

не подозревая предательства, последовал он за Ренаром в село, откуда все куры переселились уже на кухню жены лиса.

— Проберемся между этими домами, — сказал лис Тиберу, — мы попадем там на чердак, где сложен овес и приготовлен вечный пир мышам. Вот дверь, через которую вы можете туда пролезть.

Все это были выдумки Ренара, и дыра вела в ловушку, приготовленную для него же самого — на случай, если он еще раз вздумает подбираться к курам. Не успел Тибер последовать совету Ренара, как почувствовал на шее петлю. Чем больше вырывался он, тем сильнее она его душила. В то время как он делал тщетные усилия, чтобы освободиться, сбежались хозяева, и Тиберу досталась добрая сотня ударов.

С громкими проклятиями явился Тибер ко двору короля. Там, упав перед королем на колени, он рассказал ему о своем неудачном путешествии.

— Поистине дерзость и безнаказанность Ренара необычайны! — воскликнул король. — Неужели никому не удастся предать в мои руки этого ужасного карлика? Я начинаю сомневаться в вас, Гримберт. Вы так

хороши с ним, что мне сдается, уж не сообщаете ли вы ему обо всем, что здесь происходит?

— Государь, я, кажется, никогда не давал вам повода заподозрить мою верность!

— В таком случае ступайте в Мопертюи и не возвращайтесь без вашего родственника.

— Государь, — сказал Гримберт, — положение моего родственника таково, что он не явится сюда, если я не покажу ему вашей грамоты. Но я знаю, что при виде вашей королевской печати он немедленно отправится в путь.

— Гримберт прав, — сказал король и сейчас же продиктовал кабану послание, а Бришемер скрепил его королевскою печатью.

Гримберт на коленях получил от короля запечатанное послание и отправился в путь.

С радостью бросился Ренар на шею Гримберту и повел его в свой дом. Гримберт со свойственным ему благоразумием передал свое поручение лишь после обеда, когда уже убрали скатерть.

В смущении взломал Ренар печать и, читая письмо, несколько раз менялся в лице. Не надеясь на пощаду, исповедался он в своих грехах и стал готовиться в путь.

На другое утро, на рассвете, обнял Ренар свою жену и детей, которых оставлял в великом горе.

— Не знаю, что со мной станется, — сказал он им на прощанье, — оберегайте наш замок и поддерживайте его: пока он в ваших руках, вам нечего бояться ни короля, ни его баронов. Через шесть месяцев осады они будут стоять перед его воротами с таким же успехом, как и в первый день, а провизии у вас хватит на несколько лет. Поручаю вас Господу Богу! Молите Его, чтобы я скорее вернулся.

Оба барона отправились в путь; перешли реку, прошли ущелье, поднялись на гору, потом спустились в долину и очутились, сами того не ожидая, перед богатою монастырскою фермой. На птичьем дворе спокой

но разгуливали куры. При этом виде забыл Ренар и о грозившей ему опасности, и о своем раскаянии и уже готов был пуститься на новые похождения, да посовестился Гримберта и скрепя сердце прошел мимо, но долго оглядывался на оставшееся позади пернатое царство.

Чем дальше шли они, тем больше волновался лис и уже начинал дрожать как в лихорадке. Но вот перевалили они через последнюю гору, и перед их глазами открылась долина, где заседал королевский суд. Когда они прибыли и велели о себе доложить, заседание уже было открыто.

Появление Ренара и Гримберта произвело сенсацию в собрании пэров. Не было зверя, который не горел бы нетерпением поддержать обвинительный акт; даже благородный пес Рунио беспокойно ворчал и лаял. Но среди всех этих шумных демонстраций Ренар с полным наружным хладнокровием и спокойным достоинством зверя, не знающего за собою никакой вины, вышел на середину зала и, окинув собрание гордым взглядом, сказал:

— Государь, вам кланяется тот, кто оказал вам столько услуг, сколько не оказали все присутствующие здесь бароны, вместе взятые. Меня оклеветали перед вами, и я так несчастлив, что до сих пор не мог еще оправдаться. Говорят, что, благодаря советам окружа–ющих вас льстецов, вы хотите приговорить меня к смерти. Это неудивительно после того, как король охотно слушает наветы бесчестных людей и отвергает советы испытанных своих баронов. Но я желал бы знать, на что жалуются здесь Брион и Тибер? Моя ли вина, что Брион был застигнут на месте угощения крестьянином Ланфруа и при всей своей силе не сумел от него защититься? Или что Тибер сам попал в ловушку, охотясь за мышами? Невеликодушно было, государь, призывать меня на суд теперь, когда года подточили мои силы, когда голос мой разбит от старости и мысли плохо вяжутся в моем ослабевшем мозгу, — невеликодушно было пользоваться моею слабостью! Но король приказал, а я повиновался! Беспомощный, стою я перед его троном, и в его власти теперь повесить меня или вести на костер, казнить или миловать. Но прилично ли мстить такому бессильному зверю, как я, и удобно ли казнить меня, не выслушав моих оправданий? Кто знает, к каким разговорам и толкам повел бы такой образ действий?

— Ренар, Ренар! — возразил ему король. — Ты мастер говорить и оправдываться! Но теперь твое время прошло. Сбрось же свою личину! Все это лисьи штуки! Тебя будут судить, раз ты этого требуешь, и мои бароны решат, как надо поступить с таким убийцей, негодяем, вором, как ты. Кто решится утверждать, что ты не заслужил этих названий? Пусть говорит, — мы будем слушать.

Тут Гримберт встал с своего места.

— Государь, — сказал он, — мы ответили на ваш призыв и пришли преклониться перед вашей справедливостью. Зачем же обращаетесь вы с нами так оскорбительно? Зачем не хотите выслушать ни обвинений, ни оправданий? Ренар пришел сюда, чтобы отвечать на возводимые на него жалобы, — предоставьте же ему полную свободу защищаться и всенародно опровергнуть общее обвинение.

При этих словах все собрание в негодовании поднялось с своих мест, но король предупредил беспорядок, приказав всем сесть, и сам стал читать обвинительный акт.