Анатоль ле Бра - Легенда о Смерти

— Ну что ж, если случится беда, пеняй на себя, — ответил ему отец.

Возвратившись, он рассказал мне, как шорник отнесся к его попытке.

— Не говори об этом брату, — попросил он меня, — пусть все идет своим путем.

К концу дня, когда наши люди возвращались после работы, появилась Анна Руз. Она переоделась в воскресную одежду и надела дорожную обувь — тяжелые мужские башмаки. Она села за стол вместе с нами, а когда ужин закончился, подождала, пока слуги уйдут из кухни, прежде чем заговорить о деле, из-за которого ее пригласил брат.

— Ну, так как, — сказала она, обращаясь к моему отцу, — вы согласны, Захария Прижан, чтобы я совершила от имени вашего сына паломничество к святому Иву Справедливости?

— Да, — ответил отец, опуская голову.

— А вы, Уанн Прижан, — продолжала она, повернувшись к брату, — вы по-прежнему твердо уверены, что хотите испытать судьбу?

— Даже больше, чем раньше, — громко заявил он, — пусть святой Ив решит между нами.

— Тогда повторяйте за мной:

У нас с отцом вся кровь в жилах застыла до капли; а брат повторил молитву следом за старухой, не дрогнув.

— Ну что ж, — сказала старуха. — Теперь вам надо обзавестись двумя вещами: во-первых, монетой в восемнадцать денье, и во-вторых — горстью гвоздей, без счета.

В те времена редко где не хранили разные старинные монеты, которые уже не были в ходу, но которые, как верили, приносили счастье. Так что мой отец направился к шкафу, достал оттуда коробку со старыми монетами и нашел в ней монетку, которую потребовала Анна Руз; потом спустился вниз, в службы, и с закрытыми глазами захватил горсть гвоздей из сундука, где вперемежку лежало всякое железо.

— Вот, — протянул он все это провидице.

Она послюнила палец, нарисовала им крест на лиарде и опустила его за корсаж, а гвозди она спрятала в карман своего фартука.

— Не хочу быть слишком любопытным, но, может, Анна, откроете, как вы собираетесь действовать? — спросил отец.

— Мне нечего скрывать, — ответила она, — ведь я делаю это для вас. Эту ночь буду бодрствовать, молиться, а завтра утром, как петух пропоет, уже одетая, пойду сначала в приходскую церковь, там помолюсь недолго, потом остановлюсь перед порогом Эрве Бидо, вашего противника, перекрещусь трижды левой рукой, и только тогда отправлюсь в путь. Главная моя забота — ни с кем не сказать ни слова и на приветствия не отвечать, пока не скроется из виду колокольня нашей церкви. По пути мне нужно остановиться на трех перекрестках и каждый раз трижды перекреститься, и все левой рукой. Когда приду в Трегье, дождусь заката и только тогда переправлюсь на другую сторону реки, туда, где стоит часовня. Если вокруг никого не будет, подберусь к слуховому окну без стекла, которое сделано в скате крыши, и брошу в него горсть гвоздей. Потом трижды обойду дом святого, идя против движения солнца, как это делается во упокоение умерших, и прочту трижды «Де профундис» во имя спасения заблудших душ. Потом войду, положу лиард на алтарь у ног святого и скажу: «Ты знаешь, зачем и для кого я здесь; это плата, сотвори суд». Вот, Захария Прижан, теперь вы такой же ученый, как я.

— Да, — прошептал мой отец, — и все же это страшно.

— Если вы почувствуете сожаление, один или другой, этой ночью — подумайте, у вас еще будет время, пока не пропоет петух, чтобы отказаться.

Сказав это, Анна Руз пожелала нам спокойной ночи и ушла к себе. Мой брат тоже побрел к конюшне, где он спал; я улеглась в постель. И отец остался один в раздумье перед остывающим очагом, при свете смоляной свечи. Он был очень печален. Я никак не могла уснуть, и между створками моей кровати мне было видно, что он закрыл лицо руками и что он плачет. Мне хотелось бы его утешить, но у меня и самой было тяжело на сердце, и я не находила что ему сказать.

Вдруг мне показалось, что кто-то топчется по навозу во дворе. Я позвала:

— Отец!

— Что, дочка?

— Там кто-то есть, на дворе.

Он поднялся, отодвинул засов на двери и, приоткрыв створку, спросил:

— Это ты, Уанн?

— Нет, — послышался голос, — это я, Эрве Бидо, шорник... Я скверно вас принял этим утром, виноват; я пришел помириться и вернуть ружье.

— Входи, — сказал мой отец.

Я вздохнула так, как если бы у меня с груди сняли тяжесть весом в пятьсот ливров [28] Ливр — старинная мера веса. . Мой отец принес кувшинчик сидра, и мужчины выпили вместе за здоровье друг друга, как друзья. Когда Бидо стал прощаться, отец сказал ему:

— Подожди, я с тобою: мне надо сходить к Анне Руз.

И он взял два экю, чтобы заплатить старушке, так как заказ за такую работу надо оплачивать, даже если вы его отменили.

На острове Сейн земля разделена на множество очень мелких наделов, и потому там часто возникают конфликты между владельцами, порождающие неутолимую злобу. Особенно ожесточаются и желают мести женщины. Слишком слабые, чтобы открыто нападать на врага, в особенности если это мужчина, они удовлетворяются тем, что предают его морю, то есть смерти.

Вот как они это делают.

На острове есть несколько вдов, известных тем, что они при рождении получили дар предания. Их имена не произносят громко, но их знают. Говорят, что они связаны со злыми духами воды, которые зовут их по ночам на свои «морские шабаши». На эти шабаши они отправляются на судах особой формы. Вы видели, как люди на островах собирают морские водоросли на галечных пляжах? Они складывают водоросли в ивовые корзины с выпуклым, как у бутылки, дном, а чтобы закрепить поклажу, кладут поперек водорослей короткую палку, она называется babedina (ба бедина) — водорослевый посох. Так вот, именно в чем-то вроде такой ивовой корзины Колдуньи Шабаша ( Groc’hed ar Sabbadb — Грок’хед ар Саббад) и совершают свои ночные поездки. Баг-Сорсерес (колдовской корабль) — таким именем называют эти суденышки. Старухи могут там находиться только сидя на корточках, и таким «экипажем» они выходят в открытое море с одной только ба бедина, которая служит и веслом, и рулем. Нередко рыбаки видят их в море, но они остерегаются об этом говорить, зная, что малейшая нескромность может оказаться для них роковой.

Так вот, когда кто-нибудь желает кому-то смерти, он сговаривается с одной из этих вдов. Обычно в дом к ней не идут, а стараются попасться ей где-нибудь на пути, чтобы сказать самым естественным образом:

— Moereb, тетушка, у меня нужда до вас.

Если она расположена выслушать вашу просьбу, она вам укажет уединенное место, где ее нужно ждать после захода солнца. Чаще всего это скалы, которые называются An Iliz (Ан-Илиз — «Церковь») на полдороге между селом и маяком.