Николай Горелов - Энциклопедия: Волшебные существа

Расцвет творчества Гиральда Уэльского пришелся на последнюю четверть XII века. Его перу принадлежит немало сочинений, но наибольшую известность приобрели его историко-географические труды. В 1183 году он посетил Ирландию, чтобы помочь дяде и брату собрать сведения об острове и его населении. В 1185 году Гиральд участвовал в ирландской экспедиции принца Иоанна, младшего сына Генриха II. Тремя годами позже он закончил свой труд — «Топография Ирландии» — и прочитал его во время путешествия по Уэльсу своему покровителю, архиепископу Болдуину, отправившемуся проповедовать среди валлийцев идеи Крестового похода. Уэльская поездка тоже оказалась не напрасной, Гиральд собрал множество сведений, послуживших основой его книг «Путешествие по Уэльсу» (проповедь Крестового похода заняла два месяца) и «Описание Уэльса». Он стал практически первым писателем Средневековья, обратившимся к подробному рассказу о быте, нравах, обычаях и истории народов, населяющих определенную территорию, не обошел он вниманием и ландшафт, и флору, и фауну. Ничего подобного, за исключением «Истории гамбургских архиепископов» Адама Бременского (конец XI века) и «Истории Норвегии» (около 1170 года), в средневековой литературе прежде не было. Гиральд интересовался и преданиями, местными легендами, фантастическими историями — его смело можно назвать собирателем валлийского и ирландского фольклора. С годами он стал не только записывать предания, но и искать им соответствия в книгах, писаниях древних. В годы правления короля Генриха II и Ричарда Львиное Сердце (1189–1199) он был особенно увлечен своими изысканиями. Наблюдательный автор сумел разнообразить описания Уэльса и Ирландии (очень жаль, что его планам написать «Топографию Британии» было не суждено сбыться). В какой-то степени он подтолкнул своих современников, описывавших события третьего Крестового похода, обратить внимание не только на схватки и сражения, но и на местные легенды, такие как предание о заливе Анталия или историю Николая Пайпа. Гиральд в «Церковном зерцале» записал примечательную историю: «Итак, когда Артур был смертельно ранен, его тело было перенесено на остров Авалон, который ныне называется Гласто, благородной матроной и его родственницей по имени Моргана, и затем, когда он умер, его тело было похоронено там на освященном кладбище. Поэтому сказки рассказывают бритты и их сказители о том, будто некая призрачная богиня по имени Моргана перенесла тело Артура на остров Авалон, чтобы там залечить его раны». Ги-ральду также принадлежит первый рассказ о полтергейсте: «В Пемброке, уже в наши дни, нечистые духи общались с людьми, хотя и не показывались им на глаза. Сначала в доме некоего Стефана Уириета, а по прошествии некоторого времени и в доме Вильяма они бросались грязью, стараясь скорее напроказничать, чем нанести какой-то действительный вред, — и тем самым обнаружили свое присутствие. В доме Вильгельма они частенько пакостили хозяевам и гостям, проделывая прорези, а то и дырки как в льняной одежде, так и в шерстяном платье. И какие бы ни предпринимались меры, ничто не могло оградить вещи от подобной напасти — никакие засовы и запоры не спасали. Что еще удивительнее, в доме Стефана у них было в обыкновении спорить с людьми и, препираясь, как правило, шутки ради, они принимались перечислять вслух поступки, совершенные любым из присутствующих со дня его рождения, причем такие, о которых каждый скорее предпочел бы умолчать или забыть вовсе. Если же меня спросят о причине или смысле подобного рода происшествий, то я не смогу сказать ничего определенного, говорят, что это является предвестием внезапной перемены от бедности к богатству или, наоборот, от богатства к бедности и разорению, а именно так оно и произошло потом в обоих случаях. Мне кажется весьма примечательным, что ни святая вода, а к ней прибегают в первую очередь, ни более действенные средства, ни даже церковная служба не избавляют жилище от подобной напасти. Каждый раз, когда священник с трепетом, вооружившись крестом и святой водой, входил внутрь этого дома, в него тут же летел комок грязи — вот такое неуважение к сану. Таким образом, святые таинства и освященные предметы защищают нас от подлинного зла, а не от невинных шалостей, от явного вреда, а не осмеяния» («Путешествие по Уэльсу» I, 12).

Уолтер Mан — другой известный средневековый писатель, подвизавшийся какое-то время при дворе Генриха II, отца знаменитого крестоносца Ричарда Львиное Сердце. О нем известно не так уж мало, он учился в Париже, был придворным клерком, и, как сообщают те, кто знал его лично, Уолтер считал себя скорее рассказчиком и уповал на славу дня сегодняшнего. Он восхищался латинскими сочинениями Гиральда Уэльского и говорил, что они будут высоко оценены в будущем. Название сборника новелл и повестей самого Уолтера, «Придворная маята», скорее случайно — это всего лишь заглавие одного из вставленных в книгу рассуждений о превратностях бытия. Уолтер Man был человеком особого таланта — любителем поговорить про всякую всячину, он нанизывал свои истории одну на другую, то пускаясь в длинные рассуждения о зловредности жен для здоровья мужей, то обращаясь к жизни на дне морском. Он заимствовал сюжеты из исторических хроник, но придумывал к ним свое начало, обогащая рассказ яркой завязкой и сложными коллизиями. Уолтер Man выделяется из сонма собирателей новелл своей «бескорыстностью», поведанные им истории не сопрягаются с морализирующим финалом, что характерно для большинства коротких рассказов эпохи Средневековья. Уолтера интересовал сюжет сам по себе, его привлекательность, сложность и занимательность. В его изложении история появления головы, уничтожающей все своим взглядом, становится не только отвратительной, но и трагической. Морской человек Николай Пайп приобретает необыкновенные черты — ученые только разводят руками; зачем он ржавое железо таскал в кармане, никакого правдоподобного объяснения этому придумать не удалось. Логика поведения средневекового человека иногда может вызывать удивление. Вот если бы жители Британии не принялись хвататься за якорь, спустившийся с неба, то отцеплявший его мореход наверняка остался бы в живых. Во многих случаях действует принцип недоговоренности, повествователю главное — обозначить сюжетный ход, а объяснение тех или иных поступков вовсе не является обязательным — подобный схематизм оставляет автору, который возьмется за этот сюжет следующим, почти полную свободу.

Задавшийся целью составить занимательную книгу для сильных мира сего, Гервазий Тильсберийский объединил в «Императорских досугах» истории о дельфинах, сиренах, морском человеке, антиподах и короле Артуре. Гервазий использовал труды своих предшественников: Гиральда Уэльского, чьи истории автор охотно пересказывает в своей книге, историографа бриттов Гальфрида Монмутского и многих других. Книга Гервазия, написанная в 1210–1214 годах, предназначалась для императора Отгона IV и должна была способствовать тому, чтобы пробудить в монархе интерес к знаниям. При всей благочестивости подхода к изучаемым предметам — истории, географии, космографии — в занимательности этой книге действительно не откажешь. Именно Гервазий первым употребил, пусть и в искаженной форме, слово «фея»: «Нам известно о том, что людям во всех отношениях превосходным приходилось испытать в их повседневной жизни. Они, как мы слышали, становились любовниками подобного рода злых духов, которых называют феями. Но когда впоследствии они принимали решение вступить в брак с другими женщинами, то умирали прежде, чем сочетались с избранной плотскими узами. Мы сами видели, как многим из них временно сопутствовала удача, но, стоило лишь расстаться с этими самыми феями или упомянуть на словах о своей связи, земное счастье навсегда покидало их, да и жизнь этих людей заканчивалась самым плачевным образом» («Императорские досуги» III, 86).