Джон Ирвинг - Дорога тайн

Но когда Эдвард Боншоу найдет в себе мужество признаться двум старым священникам в любви к ней?

– Главное – терпимость, верно? – говорил сеньор Эдуардо, когда они выходили из храма Общества Иисуса; они прошли мимо образа святого Игнатия, который не обратил на них внимания, поскольку смотрел в небо в ожидании инструкций. Человек-Пижама поплескал на лицо святой водой из фонтана, а Соледад и молодые акробатки потупили взоры, когда Хуан Диего прохромал мимо.

Пако и Пивное Пузо стояли перед храмом, где медно-барабанный грохот циркового оркестра был громче всего.

– ¡Qué triste! – крикнул Пивное Пузо, увидев Хуана Диего.

– ¡Si! Si , брат Лупе! Как печально, как печально, – повторил Пако, приобнимая Хуана Диего.

Теперь, среди заунывного гула «Дорог Ларедо», сеньору Эдуардо было не до признаний отцу Альфонсо и отцу Октавио в его любви к Флор – найдет ли когда-нибудь айовец силы для столь страшного признания?

Как сказала сама Дива Долорес Хуану Диего, убеждая его спуститься из-под купола главного шатра: «Я уверена, что у тебя хватит смелости на многое другое». Но когда и на что еще? – размышлял Хуан Диего, а цирковой оркестр все наяривал и наяривал, – казалось, панихида никогда не кончится.

«Дороги Ларедо» грохотали так, что на углу Валерио Трухано и Флорес Магон все содрогалось. Ривера решил, что в данной ситуации кричать безопасно; хозяин свалки прикинул, что его никто не услышит. Он ошибся – даже медно-барабанная версия плача ковбоя не заглушила того, что прокричал Ривера.

Хозяин свалки повернулся лицом ко входу в храм иезуитов, спиной к Флорес Магон; он потряс кулаком в сторону Марии-монстра – так он гневался.

– Мы еще вернемся и добавим тебе пепла! – прокричал el jefe .

– Полагаю, вы имеете в виду немножко ее обсыпать, – чуть ли не тоном заговорщика сказал брат Пепе хозяину свалки.

– Ах да, обсыпать, – подхватил доктор Варгас. – Не забудьте сообщить мне, когда это произойдет, – сказал он Ривере.

– Сначала нужно кое-что сжечь и принять кое-какие решения, – пробормотал хозяин свалки.

– И нам не нужно слишком много пепла – на этот раз хватит и малости, – добавил Хуан Диего.

– И только у ног Девы Марии! – напомнил человек-попугай.

– Sí, sí , но это требует времени, – предупредил el jefe .

Но не всегда во снах – иногда сны быстротечны. Время в снах может сжиматься.

В реальной жизни Долорес потребовалось несколько дней, чтобы появиться в Крус-Роха, то есть в Красном Кресте, уже с фатальным перитонитом и предстать перед Варгасом. (Во сне Хуан Диего пропустит этот эпизод.)

В реальной жизни el hombre papagayo , этому милому человеку-попугаю, потребовалось несколько дней, чтобы обрести смелость и признаться во всем отцу Альфонсо и отцу Октавио, и Хуан Диего обнаружит, что у него есть смелость на «многое другое», как Долорес уверяла его, когда он просто застыл на восьмидесятифутовой высоте. (Во сне Хуана Диего, конечно, не будет отмечено, сколько конкретно дней понадобилось ему и айовцу, чтобы обрести смелость.)

И в реальной жизни брат Пепе потратил несколько дней на изучение юридических правил опеки, относящихся (в частности) к сиротам, включая роль, которую Церковь могла играть и играла в назначении или рекомендации законных опекунов для детей, находящихся на попечении приюта «Потерянные дети». Пепе прекрасно разбирался в такого рода бумагах; он хорошо знал из истории иезуитов, как выстраивать необходимые аргументы.

По мнению Пепе, не было ничего примечательного в том, что отец Альфонсо и отец Октавио нередко заявляли: «Мы – Церковь правил»; однако Пепе обнаружил, что два старых священника ни разу не говорили, что могут или могли бы нарушить правила. А примечательным было то, как часто отец Альфонсо и отец Октавио таки нарушали правила: некоторые сироты не очень-то годились для усыновления; не каждый потенциальный опекун был бесспорно подходящим. И неудивительно, что Пепе так тщательно готовился к обоснованию того, почему Эдвард Боншоу и Флор были (в непростом случае Хуана Диего) самыми подходящими опекунами для читателя свалки, – ну, само собой разумеется, что эти академические дискуссии не были материалом для сновидений. (Когда дело доходило до снов, Хуан Диего пропускал иезуитские аргументы Пепе.)

И последнее, но не менее важное: в реальной жизни Ривере и Хуану Диего потребуется несколько дней, чтобы разобраться со сжиганием – не только с тем, что из вещей Лупе отправить в огонь на basurero , но и с тем, как долго ее вещи будут гореть и сколько пепла нужно потом взять. На этот раз контейнер для пепла будет маленьким – не кофейная банка, а всего лишь кофейная чашка. Это была чашка, из которой Лупе любила пить свой горячий шоколад; она оставила ее в лачуге в Герреро, где el jefe ее хранил.

Не менее важна была и просьба Лупе, касающаяся посыпания пеплом, – но своеобразный способ получения этого пепла тоже не попадет в сны Хуана Диего. (Сны бывают не только быстротечны; они могут быть очень избирательны.)

В свою первую ночь в «Эль-Эскондрихо» Хуан Диего встал по малой нужде – позже он не вспомнит, что случилось, потому что все еще спал. Он сел попи́сать; ему было спокойнее пи́сать сидя, и он не хотел будить Дороти, но была еще одна причина, по которой он сел. Он увидел свой сотовый телефон на полке возле унитаза.

Поскольку Хуан Диего полуспал, он, вероятно, не помнил, что ванная была единственным местом, где он мог подключить на зарядку свой сотовый телефон; в спальне была только одна розетка рядом с ночным столиком, и Дороти опередила его – молодая женщина легко ориентировалась во всем, что касалось техники.

А Хуан Диего мало что в этом смыслил. Он все еще не разобрался со своим сотовым телефоном и не мог получить доступ к тому, что было там в дурацком меню, – к тем вещам, которые другие пользователи находили так легко и с таким восхищением завороженно глазели на них. Хуан Диего не считал свой мобильный телефон таким уж интересным – не в той степени, в какой другие люди. В его повседневной жизни в Айова-Сити не нашлось молодого человека, который показал бы ему, как пользоваться таинственным телефоном. (У него была одна из уже устаревших моделей, с открывающейся крышкой.)

Его раздражало – даже полусонного, видящего сны и сидя писающего, – что он все еще не мог найти фотографию, которую молодой китаец сделал на станции метро «Коулун».

Все слышали, как приближается поезд, – юноше надо было поторопиться. Щелчок фотокамеры застал Хуана Диего, Мириам и Дороти врасплох. Похоже, китайской паре показалось, что снимок не получился, – может, изображение не в фокусе? – но тут подошел поезд. Мириам выхватила мобильник у юноши, а Дороти – торопливо взяла его у матери. Когда Дороти вернула ему телефон, камера была уже выключена.