Энтони Готтлиб - Мечта о Просвещении [Рассвет философии Нового времени]

Некоторые писатели XX в. обвиняли Гоббса в том, что он отстаивал тоталитаризм задолго до его официального изобретения в 1930-х. «Тоталитарное» государство характеризовалось лидером итальянских фашистов Муссолини как государство, которое «невозможно ограничить задачами порядка и охраны, как этого хотел либерализм», государство, которое всеобъемлюще и «синтезирует все формы моральной и интеллектуальной жизни человека» [32] Муссолини Б. Доктрина фашизма / Пер. Вяч. Новикова. . С 1940-х гг. такой тип неограниченной государственной власти рассматривался как форма тирании, свойственная фашизму и коммунизму. И все же Гоббс, видимо, симпатизировал духу «либеральной доктрины», как называл ее Муссолини, поскольку был склонен оправдывать большинство посягательств на личную свободу ради сохранения мира. Хороший суверен, по мнению Гоббса, защищает свободы, необходимые для благосостояния граждан, и должен быть осмотрителен, дабы не обременять граждан лишними законами. Гоббс никогда не предлагал контроль над искусством или развлечениями со стороны государства, к чему обычно стремились по-настоящему тоталитарные режимы. И хотя он желал, чтобы суверен возглавлял церкви, эта мера была направлена на ограничение влияния слишком рьяных религиозных фракций и священнослужителей, а не на навязывание какой-то конкретной идеологии.

Поскольку Гоббс полагал обязанностью суверена проводить в жизнь законы Божьи и поощрять «улучшение человечества» [33] Hobbes, Elements of Law , II.XXVIII.3, in HN p. 173. , то сферу ответственности государства он распространял за пределы национальной безопасности. Например, должны быть запрещены пьянство, двоеженство, кровосмешение, гомосексуальные связи и «неразборчивость в отношениях с женщинами» [34] Ibid. , а также «чрезмерное потребление пищи и одежды» [35] Ibid., II.XXVIII.4, in HN p. 174. , которые, как полагал Гоббс, могут как-то повредить богатству страны. Однако, если регулирование сексуального поведения и опьяняющих веществ или принятие сомнительных экономических идей считать признаком тоталитарного режима, тогда всякий режим тоталитарен. Хотя Гоббсова политика предоставления суверенам полной свободы действий, несомненно, усложнила бы противодействие восхождению Гитлера или Сталина, но тоталитарная установка на всеобъемлющее государство не сыграла никакой роли в собственном образе мышления Гоббса. На его политику легко навесить современные ярлыки, но труднее добиться, чтобы они приклеились.

Исключение из этого правила касается равенства граждан. Гоббс был своего рода эгалитаристом. Он критиковал грубое представление о том, что «кровь одного человека лучше, чем кровь другого» [36] Ibid., I. XVII.1, in HN p. 93. , и идею Аристотеля, подразумевающую в изложении Гоббса, что «одни люди рождены, чтобы править, а другим природой предназначено служить». Он доказывал: даже если бы и существовали подобные естественные различия, то люди не соглашались бы с тем, как они на деле распределяются, поэтому идея естественного неравенства неизбежно приводила бы к вражде:

Покуда люди претендуют на бóльшие почести для себя, нежели для других, невозможно представить, как они могут жить в мире. Значит, мы должны предполагать, что именно ради мира природа установила этот закон, по которому каждый человек признает другого равным [37] Ibid. .

Подобное мнение далеко от многих других представлений о том, что предопределено природой. Сравните слова Гоббса с тем, например, что столетие спустя, накануне Французской революции, провозгласил Парижский парламент в защиту привилегий дворян: «Бесконечная и неизменная мудрость в обустройстве Вселенной установила неравномерное распределение сил и качеств, непременно приводящее к неравному положению людей в рамках гражданского порядка» [38] Remontrances du Parlement de Paris , ed. Jules Flammermont, vol. 3, 1898, p. 279, trans. in William Doyle, The French Revolution: A Very Short Introduction , Oxford University Press, 2001, p. 24. .

Поскольку почти всю жизнь Гоббс провел, работая учителем, секретарем или помощником у аристократов, по большей части из числа членов хорошо обеспеченной семьи Кавендишей, некоторые считали его эгалитаризм неблагодарной наглостью. Первый граф Кларендон, государственный деятель, две внучки которого стали королевами, жаловался на гоббсовскую «крайнюю недоброжелательность к аристократии, чьим хлебом он всегда кормился» [39] Edward, Earl of Clarendon, A Brief View and Survey of the Dangerous and Pernicious Errors to Church and State in Mr Hobbes’s Book Entitled Leviathan , Oxford, 1676, p. 181. . Кларендон причислял Гоббса к радикальным «уравнителям», потому что тот не допускал никаких привилегий в правительстве на основе происхождения, «тогда как во всех хороших правительствах… наследники и отпрыски достойных и выдающихся родителей, если только они не отступали от добродетели, всегда получали предпочтение и звание при занятии государственных должностей» [40] Ibid., pp. 182–83. .

Гоббс, однако, не стремился нивелировать все различия в богатстве и статусе. Он возражал против привилегий по праву рождения. Похоже, позиция Гоббса заключалась в том, что их нужно заслужить и они должны распределяться честно. Что касается экономического неравенства, стоит заметить, что Гоббс не видел ничего плохого в богатстве, коль скоро неприкосновенность собственности и право граждан «иметь собственное предприятие и получать от него доход» [41] Hobbes, Elements of Law , II.XXVIII.5, in HN p. 174. защищается сувереном. В то же время Гоббс сочувствовал положению нищих. Он настаивал, чтобы тех, кто не может работать, государство поддерживало, а не оставляло на милость частной благотворительности.

Хотя Гоббс осуждал безнравственное поведение, его репутация может заставить кого-то подумать, что он, наоборот, его приветствовал. Есть несколько историй раскаявшихся грешников, обвинявших Гоббса в своем падении. Дэниел Скаргилл, молодой кембриджский преподаватель, уволенный со своей должности в 1669 г., приниженно произнес слова отречения в университетской церкви:

Я упивался тем, что был гоббсианцем и атеистом… Согласно таковым принципам я жил в непомерном распутстве, богохульствуя и сквернословя, безудержно пьянствуя, нагло хвастаясь, развращая других… О, каких вершин греховности я достиг! [42] The Recantation of Daniel Scargill, Publickly Made Before the University of Cambridge , in Great St Maries , London, 1669, pp. 3–4.

Неизвестно, был ли Скаргилл виновен в чем-то худшем, чем фальшивое признание с целью вернуть должность, однако были другие настоящие грешники, которые пели на тот же лад. Джон Уилмотт, второй граф Рочестер, вел исключительно развратную жизнь. В дополнение к многочисленным дракам и сексуальным похождениям, воспетым в его необычайно откровенных стихотворениях, он однажды заявил, что в течение пяти лет был беспробудно пьян. Уилмотт был ненадолго заточен в Тауэр за похищение богатой девушки, на которой он затем женился, а в какой-то период жизни притворялся гинекологом, чтобы совратить больше женщин, чем ему удалось бы обычными способами. Когда к 33 годам вследствие венерических болезней и алкоголизма Рочестер оказался на последнем издыхании, он отрекся от прошлой жизни и перед смертью покаянно вернулся в лоно религии. По словам священника, служившего на его похоронах, Рочестер говорил капеллану своей матери, что «это все абсурдная и глупая философия… проповедуемая покойным мистером Гоббсом и другими, доконала его» [43] Samuel Mintz, The Hunting of Leviathan: Seventeenth-Century Reactions to the Materialism and Moral Philosophy of Thomas Hobbes , Cambridge University Press, 1962, p. 141. .