Алиса Ганиева - Лиля Брик: Её Лиличество на фоне Люциферова века [calibre 3.46.0]

Однако же вполне вероятно, что мы ее недооцениваем и «сужаем». Ведь сколько было таких недопонятых, недопринятых женщин. Пописывает? Пачкает холст? Возится с пленкой? Ну и славненько, надо же ей чем-то развлекаться, раз все бытовые хлопоты лежат на помощницах. Всерьез мы ее, конечно, не примем. Ведь наверняка за дамочку лепит муж, снимает любовник, марает бумагу поклонник. (Достаточно вспомнить, сколько злословили про Авдотью Панаеву: дескать, книжки за нее сочиняет Некрасов.) Словом, не таился ли в отношении к Лиле обыкновенный махровый сексизм? Наверное, таился, но ясно и другое: если Лиля Юрьевна Брик и деятель искусства, то это искусство называется «любовь к талантам».

Неужели не будет автомобильчика?

Если вынести за скобки лефовские дрязги, 1928 год проходил для Лили с шиком. Она моталась по любимым заграницам, перехватывала от Маяковского финансовые переводы (тот снова кувыркался по стране с выступлениями) и снимала кино! Да, вместе с мужем Осиной пассии Жени ею был затеян фильм «Стеклянный глаз» — пародия на коммерческие забугорные игровые фильмы. В апреле Лиля поехала в Берлин, намереваясь раздобыть кусочки зарубежной кинохроники — они были нужны для картины. Маяковский в это время валялся с тяжелым гриппом и присоединиться к ней не смог, хотя и очень хотел. Впрочем, Лиля еще надеялась, что Володик оклемается и приедет, и на этот случай заказала ему привезти в Берлин зернистую икру, две-три квадратные металлические коробки монпансье, два фунта подсолнуховых семечек и четыре коробки по 25 сигарет «Моссельпром». Осику же полагалось думать о Лилиных киноделах и выбивать деньги на съемки. Брик тогда заведовал литературным отделом «Межрабпомфильма» (впоследствии его реорганизуют в Киностудию имени Горького).

Шкловский рассказывал об этом Дувакину: «Лиля хотела снимать картину, хотела снимать картину в месте, которое было ей подчинено — “Межрабпом-Русь”. <...> Ося работал в сценарном отделе. А у Оси были там свои люди, были... был там, значит, Олег Леонидов (сценарист, прозаик, критик. — А. Г. ), потом там Яхнина работала секретаршей этого... владельца предприятия (Моисея Алейникова. — А. Г. ). Вот, значит, она (Лиля. — А. Г. ) захотела снимать. Так как снимать она не могла, то к ней был приставлен человек — Жемчужный. Они снимали картину, представляющую из себя пародию на картины “Межрабпома”» [322]. В той беседе Шкловский отметил, что в «Межрабпоме» работал и художник Борис Малкин, с которым Лиля тоже крутила роман. То есть кинокомпания эта была ей почти родным домом.

Лиля, впрочем, не оставалась у мужа-патрона в долгу и наводила в Берлине мосты с немецкими режиссерами, пытаясь пристроить Осино либретто «Клеопатра». «Ослиту» был куплен в Берлине шейный платок, а Кулешову — автомобильные перчатки, Маяковский же всё не ехал — температурил, ел курицу (очень любил куриные ножки) и слал Лиле с Эльзой деньги. Эльза тогда была у них на содержании — она сильно нуждалась, перебиваясь изготовлением и продажей бус из всего, что подвернется под руку, даже из чечевицы.

Отчаявшись дождаться болевшего Маяковского, Лиля отправилась в Париж, где продолжала баловать себя покупками: темно-синим вязаным костюмом — не тем ли, что Натинька Рябова увидела на ней в Столешниковом? — туфлями, часиками, носовыми платками, шестью сменами белья, сумочкой. Лето, как обычно, провела на даче. Правда, дачу ограбили; страшно перепуганный Маяковский писал ей из Евпатории (он гастролировал как бешеный), что, если украден револьвер, надо срочно заявить в ГПУ и опубликовать в газете объявление и что он готов бежать защищать родного Киса. Револьвер был на месте, и Кис просил только «прислать денежков».

«Стеклянный глаз» снимался в августе — там блистали юная Вероника Полонская и Николай Прозоров, который почему-то записан в титрах как Н. Прозоровский. Картина открывается документальными кадрами: коронации Николая II и Георга V, пожар Малого театра и сборка кинокамеры специалистом «Межрабпома», индустриальные стройки и сварочные фейерверки, уличные трамваи и захваченные с сумасшедших крутящихся перспектив башни, пляски африканских племен и арктические собачьи упряжки, пируэты фигуристов на льду и голые ноги ныряльщиц под водой, лодки и водопады, медики в операционной и кровь под микроскопом, небоскребы больших городов и волшебные витрины магазинов, разгон заграничных демонстраций и парады трудящихся — это был гимн стеклянному глазу человечества и, как правильно заметил Лилин враг Шкловский, подражание шедевру Дзиги Вертова «Киноглаз». И глупым контрастом с этой документальной правдой жизни выступало кривляние актеров (разумеется, буржуйских) под рупор буржуйского же режиссеришки.

Осенью Лиля была занята монтажом (сидела на кинофабрике с четырех до одиннадцати вечера), а Маяковский отправился в Европу. Но в привычном длиннющем списке заказанных поэту покупок значилась и одна весьма необычная. Лиля снова мечтала об автомобильчике, лучше закрытом — на этот раз для себя самой. Видно, спортивный «форд» Кулешова совсем ее раздразнил — захотелось чего-нибудь персонального.

Машина нужна была не абы какая, а с «предохранителями» (видимо, бамперами) спереди и сзади, добавочным прожектором сбоку, электрическим очистителем переднего стекла, фонариком сзади с надписью «stop», электрическими стрелками, показывающими, куда поворачивает машина, теплой попонкой, чтобы не замерзала вода, чемоданом и двумя запасными колесами сзади и часами с недельным заводом.

«Цвет и форму (закрытую... открытую...) на твой и Эличкин вкус. Только чтобы не была похожа на такси (с 1925 года в Москве появились такси «рено». — А. Г. ). Лучше всего Buick или Renault. Только не Amilcar! (Уж не знаю, чем Лиле Юрьевне не угодили «амилькары» — они были красивые, на них обожали кататься контрабандисты и гангстеры. — А. Г. ) Завтра утром начинаю учиться управлять» [323].

Но автомобиль — это вам не шейный платок, деньги требовались немалые. Маяковский пытался продать немецкому режиссеру Эрвину Пискатору своего «Клопа», но дело прогорело, а за парижские лекции платили недостаточно. Надежда оставалась лишь на левое германское издательство «Малик», которое уже издавало «150.000.000», а теперь готово было подписать договор на «Клопа» — правда, пьесу Маяковский тогда еще не закончил. «В виду сего на машины пока только облизываюсь — смотрел специально автосалон», — объясняет Лиле поэт в послании от 20 октября. Занятно, что в этом же письме присутствует сетование:

«...художники и поэты отвратительнее скользких устриц. Протухших. Занятие это совсем выродилось. Раньше фабриканты делали авто чтоб покупать картины теперь художники пишут картины только чтоб купить авто. Авто для них что угодно только не способ передвижения».