Алиса Ганиева - 14. Женская проза «нулевых»

Здесь нет мужчин.

Речь не о том, что мужчин не обнаружилось среди авторов – это ж антология женской прозы, им и делать тут нечего.

Мужчин почти не видно в текстах.

Есть дети, есть отцы, деды – а собственно мужчины героинь будто бы запропали куда-то.

Видимо, это миф, когда говорят, что мужчины вполне могут обойтись без женщин, зато вот женщины без сильного пола не могут совсем, никак.

Могут.

По крайней мере, с недавнего времени.

Мир, описанный в этой книге, движим женщиной. Женщины здесь – тихие подвижники не быта (или не только быта), а бытия.

Не сказать, что мужчины вовсе ни при чём – их, в общем-то, еще ждут, по ним даже скучают – но они всё равно где-то на периферии женского зрения и сознания.

На мужчин будто бы махнули рукой: что взять с них, нечего.

Мужчина никакой не центр женского мироздания – как зачастую кажется самим мужчинам. В лучшем случае, это нелишний атрибут. Только не понятно чего. Никак не счастья.

Поверьте на слово, я не ставил себе цели собрать тексты, где отражены именно такие взаимоотношения меж мужчинами и женщинами. Мне всего лишь хотелось найти хорошие, знаковые вещи, написанные теми авторами, что начали публиковаться и обрели известность в «нулевые» годы.

Здесь, может быть, кого-нибудь не хватает. Начиналось десятилетие, например, с Ирины Денежкиной – но она, говорят, родила и лет десять как забросила прозу, мы даже не стали ее беспокоить.

В любом случае, как говорил один мрачный тип: «Других писателей у нас для вас нет». Это именно те пишущие женщины, чьи имена были на слуху в последние годы, они получали (или претендовали на) главные литературные премии, о них писали и спорили.

В основном публикуемые здесь рассказы и повести я читал раньше, и так или иначе они цепляли меня. Но, собрав тексты воедино, я их, естественно, перечел заново, чтоб посмотреть, что получилось. Мне хотелось понять, как эпоха отражается в женских зрачках, что за вкус у нее, что за цвет. Какие детали эпохи наглядны, каких нет вовсе.

И выяснил, говорю, что тут нет мужчины-героя. Во всех смыслах слова «герой».

Нету его.

Есть Аркаша в повести «Вариант нормы» Андроновой – но он, скорей, сын своей матери и никакой не муж, – да и будущая жена тоже воспринимает его как большого непричесанного ребенка.

Гриша в «Кукуше» Майи Кучерской – тоже почти сын; в любом случае, не муж точно. Муж, правда, у героини есть – но он в буквальном смысле убегает. Не смог перенести ожидания – жена застряла в лифте, и пришлось полчаса ее ждать. Разве это возможно? Сбежал.

Женщина рожает у Букши в рассказе «Ночи нет» – муж не сбежал и даже, что удивительно, не спит, но всё равно где-то далеко, и в своей дали он тоже какой-то перепуганный и суетливый. Кричит жене, страдающей в родовых схватках: «Ну, ты давай!» «Даю», – отвечает ему она.

Одна бабка Мамаиха у Анастасии Ермаковой вспоминает, что будто бы ее когда-то украл жених, но когда это было! Может, этого жениха и не существовало вовсе.

Да, в рассказе «Фотография» Кучерской целая череда замечательных мужчин – но они все умерли давно. В 1920 году, в 1937‑м, в 1943‑м. Только на фотографии и остались.

Есть вроде как мужчина в рассказе Козловой «Однажды в Америке» – но вообще какое он имеет там значение? Он носитель мужских половых признаков, и больше ничего. «Никаких отношений нет, – меланхолически, как о давно отболевшем, говорит героиня Козловой. – Никакой любви нет. Он просто хочет секса. Просто секса. Секс – это не плохо. Когда занимаешься с мужчиной сексом, может даже показаться, что ты нужна ему. К черту всё».

Героиня рассказа «Тихий ужас» Ключарёвой появляется на заброшенной окраине города одна, с ребенком – и тоже без мужчины. Где он? О нем даже не упоминается.

Есть в «Танюше» Полины Клюкиной мужик – сидевший, стрелявший, ломаный, – но это и не человек уже, а то, что от него осталось. Ничего уже почти не осталось, прямо говоря. Пока он дотащил свою любовь до Танюши, даже речь его стала то ли лаем, то ли воем, а у самой Танюши вырезали матку.

Лучше бы эти мужчины и не появлялись вовсе.

В рассказе «Татина Татитеевна» Марины Степновой у героини рак. Муж героини держится изо всех сил, но все-таки однажды не вытерпит и прошипит жене: «Когда же ты наконец подохнешь…»

Единственный любимый женщиной мужчина на всю эту книгу – муж героини в повести Анны Старобинец «Живые». Но он, к сожалению, умер. Его, кажется, убили.

Еще когда-то был любимый мужчина у героини по кличке Росомаха в рассказе Ирины Мамаевой, но, как вы, наверное, уже догадались, он тоже умер. Утонул.

Такая вот картина.

Впрочем, что это я. У той же Старобинец в рассказе «Семья» главный герой как раз мужчина. Кажется, неплохой парень, зовут Димой, собак дрессирует, пьет не больше четырех дней подряд. Одна печаль: он потерялся – как мужчина, как отец и как герой. Потерялся до такой степени, что даже автор рассказа не в состоянии его найти и определить куда-нибудь. Прочитайте и поймете, о чём я.

Всем собравшимся здесь авторам ничего толком не поделать с мужчинами. Пользы от них никакой – только морок, стыд, смерть. Любить их возможно только мертвых.

Характерно, что женщина во всех вышеназванных текстах все-таки, изо всех сил, живет и не сдается до последней минуты. Хотя жить ей приходится, судя по некоторым внешним признакам, в настоящем аду.

Тихий, бережно хранимый женский ад в рассказе Андроновой «Золотая рыбка». Ненавязчивый, книжный ад в рассказе Степновой «Бедная Антуанетточка» и вполне себе оформившийся ад в ее же рассказе «Татина Татитеевна». Как на отломившейся льдине в мерном, бредовом аду плывет героиня «Оттепели» Полины Клюкиной. Прочь из ада покупает билет героиня рассказа «Тихий ужас». К слову сказать, название «Тихий ужас» можно дать любому из текстов этой антологии, и оно будет очень кстати.

В свой личный ад спускается героиня «Кукуши» Майи Кучерской, которая после посещения старца выкрикивает в окно своей машины бесовской рэп:

Старцы все перемёрли!!!

Старцев на свете нет!

Они!

Давно!

Сдохли!

Христиане скушали!

Их!

На обед!

Но, знаете, женщины как-то понемногу обустраиваются даже в аду.

Находят там какую-то стеночку, чтоб повесить любимую фотографию, приступки, чтоб постелить половичок, кнопку в черной комнате, чтоб вызвать монтера и включить свет, огонь, чтоб подогреть ребенку завтрак. Ребенка надо накормить обязательно. Если не ребенка – то кого угодно тогда: старушку, собаку, соседа.

У Росомахи в рассказе Мамаевой, как мы уже знаем, утонул муж, но она собрала целую колонию из алкоголиков, бывших уголовников и бомжей: холит их, лелеет и хранит, приучила работать и жить, жить, жить дальше. Потому что они сами давно разучились это делать.