Айя Субботина - Молчи обо мне

Но сейчас дело не в этом.

— Я уже тобой горжусь, — нарочно тыкая в ответ на ее официальный тон, говорю я. — Горжусь тем, что ты делаешь и как ты это делаешь. Твоим напором. Я не знаю женщины, которой бы гордился сильнее, Евгения.

Она сглатывает. У ее черного платья широкий вырез по плечам, и я хорошо вижу, как кадык нервно скользит по горлу. Мне нравится даже то, как изредка просматривается голубая дымка вен под белым полотном ее кожи.

— Спасибо, Лука. — Она пытается поправить платье, но под моим пристальным взглядом одергивает руку на полпути. — Никто и никогда не говорил мне этих слов.

— Просто в твоей жизни были посторонние мужчины.

— Вероятно, — грустно улыбается она, но это никак не похоже на сожаление о совершенных ошибках. — Нам нужно обсудить несколько рабочих моментов…

Я соглашаюсь с ее желанием снова перевести «нас» на знакомую ей территорию рабоче-деловых отношений. В конце концов, именно я воспитал в ней профи, именно я все эти два года внушал, что она должна разделять личное и работу. И хоть сейчас мне меньше всего хочется говорить о работе, я вынужден признать: эта сильная умница на полстопы обскакала мой прагматизм.

Глава пятьдесят седьмая: VIP

На конференцию мы приезжаем полностью подготовленными: нам нужно защищать несколько пилотных проектов, и от того, сумеем ли мы выступить единым фронтом, зависят в том числе и инвестиции, которые я рассчитываю получить. Как и пару выгодных предложений о сотрудничестве.

Но все проходит так, как нужно. Даже лучше, чем в моих смелых ожиданиях. Мы перехватывает друг у друга инициативу как-то легко, в тот самый момент, когда это нужно, не обрывая на полуфразе. Солируем по очереди, преподнося наши инновации, словно дорогой десерт.

А когда уходим со сцены под бурные овации, я ловлю себя на мысли, что не хочу терять ее как профи. Действительно не хочу, потому что другой такой мне не найти, и я банально не хочу тратить время на человека, которого придется учить с нуля, и не факт, что он сможет. Не зря же я сразу положил глаз на Левитскую, не зря ждал именно ее согласия. У нее какое-то нечеловеческое чутье на то, что «выстрелит», даже если со стороны ее проекты кажутся неоправданным безумным риском.

Но если мы станем друг для друга большим, чем коллеги, нам будет очень сложно продолжать отыгрывать начальника и подчиненную. Но я просто не готов жертвовать ею ни как женщиной, ни как профессионалом.

Эта мысль грызет меня весь остаток дня, пока мы продолжаем кочевать из зала в зал, принимая участия в обсуждениях и презентациях других участников. Я отмалчиваюсь, позволяя Евгении активничать за нас обоих, и она будто рыба в своей стихии: умеет задать точный вопрос, чтобы оратор, сам того не понимая, вскрывал какие-то свои фишки и наработки, которые моя умница тщательно записывает в свой вездесущий блокнот.

Около семи, после окончания официальной части, что-то вроде банкета в лайт-версии: подготовлен большой зал, накрыт фуршет, созданы все условия, чтобы участники конференции могли пообщаться в неформальной обстановке и наладить нерабочие контакты, которые впоследствии очень даже могут стать рабочими. И буквально за минуту Евгения исчезает из поля моего зрения. Я обеспокоенно обхожу зал и не успокаиваюсь, пока не нахожу ее в компании парочки французов: троица выглядит совершенно увлеченной беседой. Один из них протягивает Евгении бокал, она благодарит, пригубливает — но я хорошо вижу отсутствие глотка. Умница. Снова вся в работе.

Потом она общается с немцами, а через полчаса — с японцами.

И хоть я понимаю, что все это ради дела — моего дела — что-то грызет меня изнутри всякий раз, когда я замечаю на ней совсем не деловые взгляды. Это очень странное чувство. Тяжело описать его словами, но совершенно точно оно мне незнакомо. Я как будто тигр, у которого отобрали его шарик с мятой: хочу порвать всех и каждого, кто думает, что может безнаказанно протягивать в сторону моей собственности свой паршивый нос.

Первый в моей жизни дискомфорт из-за женщины. Я чувствую себя оглушенным новыми непонятными эмоциями. Только поэтому веду себя тихо, а не бросаюсь с кулаками на любого мужика, которому она улыбается.

В какой-то момент Левитская тоже ищет меня взглядом: замечаю, как вертит головой, обеспокоенно хмурится, но сразу же успокаивается, когда видит меня в гордом одиночестве в дальнем конце зала. Видимо, у меня слишком угрюмое лицо, раз она салютует полным бокалом шампанского — и снова переключает внимание на свих спутников.

Я правда горжусь ею. До тупой улыбки, когда она в очередной раз вызывает на лицах мужчин искренний восторг.

И решение дилеммы приходит само собой.

Настолько простое и гениальное, что я удивляюсь, как не додумался до этого сразу.

В следующий раз о моем существовании Евгения вспоминает только под конец вечера. Половина гостей ожидаемо успевает перебрать лишнего и мы, обмениваясь понимающими взглядами, одновременно идем к выходу. И снова оказываемся в салоне авто, снова — очень врозь друг от друга. Я замечаю, что она устало морщится, потирает затекшие ноги, но стоит мне открыть рот, чтобы предложить важный и решающий для нас двоих разговор, достает телефон.

По дороге до гостиницы она говорит с сестрой. Сперва мне неловко, что становлюсь невольным свидетелем ее личного, и Левитская пару раз вопросительно смотрит в мою сторону, но я всегда отвечаю понимающим кивком. А потом очень неуклюже прячу улыбку, когда она начинает болтать с сыном. Вряд ли ее малыш настолько разговорчив в год с небольшим, но звучит это так, словно они оба совершенно на своей волне.

И во мне снова простреливает незнакомая эмоция.

Еще более непонятная, чем предыдущая.

Я не хочу быть как сейчас: посторонним наблюдателем ее жизни. Я хочу быть человеком, которому она, прикрыв телефон рукой, шепотом скажет: «Хельг только что сказал «мама!»

— Простите, что я не оставила вам выбора и вынудила слушать весь этот мамочкин лепет, — смущенно улыбается Евгения, когда я помогаю ей выйти из машины и мы под руку заходим в гостиницу. — Просто… не хотела, чтобы он укладывался спать без «Репки» на ночь.

— Особенно меня впечатлила Жучка, — шуту в ответ и, когда мы заходим в лифт, где кроме нас еще одна семейная пара, озвучиваю свою просьбу: — Могу я зайти в твой номер? Нужно поговорить.

Левитская перестает улыбаться, несколько долгих, словно резиновых секунд смотрит на меня, но ответ дает только когда пожилая леди и джентльмен выходят на своем этаже.

— Лука, нет. Я не завожу романов с женатыми мужчинами. Даже если…

Она поджимает губу, а когда отпускает — я словно псих прилипаю взглядом к двум алым полоскам от зубов. Хочется провести по ним языком. Хочется провести языком по всему ее телу, чтобы плакала и просила еще. Хочу подыхать от ее вкуса во рту.