Ахто Леви - Улыбка Фортуны

Оглавление

УЛЫБКА ФОРТУНЫ

Ахто Леви

Часть первая

ЧТО БЫЛО ПОТОМ

Прибытие

Рыжий и Серый

Застывшее время

Маленькие успехи

Кабинетная жизнь. Первая работа

Рефлекс авантюрной жизни

Обыкновенная жизнь

Сашко

Рыжий пристроился

Аквариум

Весна

Семейные заботы. Самурай

Будни

Несостоявшаяся любовь

Решение

Часть вторая

ВЫБОР

В зоопарке

Первые шаги

Профессор Русаков и первые впечатления о странном мире. «Тихий уголок»

На приеме у министра

Квартира, гарнитуры.

Слава, личная жизнь.

Концентрат.

Посетители, в которых попробуй разберись...

Странные люди, странные дома, непонятные интересы и незаслуженные обиды

Серый обзаводится диковинами

Чебурашка

Письма

Только безнадежный эгоист пьет из родника радости в одиночку

Волчья ночь. Рассказ о том, как родилась и умерла ненависть

Родные места. Бессоница

УЛЫБКА

ФОРТУНЫ

Ахто Леви

РОМАН

Другу моему Зое

Часть первая

ЧТО БЫЛО ПОТОМ

...Снова дорога. Снова ритмичный стук колес. А впереди — жизнь. Кто знает, может быть, еще не все потеряно. Смотрю на мелькающие за окном леса и реки, города и села и думаю о том, что было бы здорово никуда сейчас не ехать, а быть там — на острове, лучше которого — я ведь это знаю как никто другой — ничего в мире нет. Построить бы там в лесу домик и работать, а утром, просыпаясь, слышать гул моря, а по вечерам шелест вековых дубов, и в окно доносятся запахи трав и можжевельника... Но для меня это только мечта, вернуться на родину я не могу, еду в чужие края и не знаю, что меня ждет. Не везло мне на родной земле, и я почти суеверно ощущаю дыхание «злого рока» повсюду на родине. Уничтожить нужно это ощущение, иначе жить будет невозможно. А уничтожить это можно только одним путем — уехать в другой край. И вот я еду.

Я не боюсь будущего, хотя и непривычно мне на воле. Бог ты мой! Всю жизнь я только и делал, что стремился к ней — к свободе, сколько раз бежал из тюрьмы, так неужели теперь, достигнув свободы законным путем, я испугаюсь ее?.. Нет, я ее не боюсь. Я ее жажду и от сознания, что я на воле, без конвоя, могу ехать куда хочу, от сознания этого пьян. Поезд мчится, и пускай себе мчится быстрее, пусть несет меня в нормальную человеческую жизнь.

Как ни странно (а это действительно странно, потому что кого-кого, а Белокурова, как и других воспитателей колонии, на воле я не собирался вспоминать), но именно Белокуров мне вспомнился. На вахту, за зону, на волю — всюду провожал меня он. За ворота колонии он меня вывел 12 октября 1963 года, и это был прекрасный день, хотя начался он грустно — утром стало известно, что в Париже умерла Эдит Пиаф. Я мало ее песен знаю и немного знаю о ней, но был бы готов просидеть в какой угодно тюрьме столько лет, сколько надо, чтобы продлить ее жизнь. Да, 12 октября капитан Белокуров еще раз на прощание строго сказал, что моя дальнейшая судьба теперь в моих руках и от моего желания честно жить и работать зависит мое будущее. Наверное, он прав, во всяком случае у меня нет основания ему не верить.

Самое главное для меня вначале — найти работу и крышу над головой. Белокуров утверждал, что это не проблема. Работы мне бояться нечего — все четырнадцать лет тюремной жизни от меня требовали работы, так неужели в тюрьме моя работа, труд мой был нужен, а на воле — нет? Вот только профессии у меня нет, это скверно... Хорошая скорость у моего поезда, пусть мчит, чтобы я скорее судьбу свою встретил, скорее начал жить так, как мечтал всю жизнь—равным среди людей. Будут у меня друзья, будет любовь. Не так уж много я хочу...

Стучат колеса, и стук этот наполняет тревожным ожиданием, надеждой. Сидя в вагоне среди других пассажиров, внушаю себе, что я уже такой же, как они, как все другие люди. Но все же, видимо, я еще отличаюсь от них: почти каждый пассажир в моем купе стремится меня чем- нибудь угостить — домашними пирожками, бутербродом, пивом — чем угодно, и это очень кстати, потому что денег у меня уже почти нет, и я смотрю все время в окно, делаю вид, что совершенно равнодушен к еде, которая в пути занимает немало времени. Но мои спутники этому, видно, не поверили, и это прекрасно. Я им благодарен не только за то, что был сыт, но, главное, за то, что это обнадеживает. Возможно, постоянные нудные нравоучения Белокурова вовсе не пустые слова, как мне тогда думалось. Значит, он прав и во многом другом... Чудно: неужели на воле я поверю тому, над чем смеялся «там»?

Стучат колеса. Одна добродушная дамочка неизвестно из каких побуждений, прежде чем сойти на своей станции, достала флакончик с духами и брызнула мне на воротник. Еду теперь, благоухаю...

Прибытие

Тюрьма — место нехорошее. Хотя, конечно, и там люди живут. И когда он в последний раз скатапультировал из этого заведения, где из тридцати двух прожитых лет провел добрую половину, он твердо решил удержаться на воле.

Чтобы избежать встреч с бывшими приятелями и представителями милиции тех мест, где ему раньше доводилось бывать, он поехал в маленький город на юге, расположенный географически достаточно далеко от мест его былой «славы». И хотя в этом городе у него не было ни единой родной души, здесь он начал свою жизнь заново.

Однако первый, кого он встретил в этом городке, был Карась — бывший дружок, который ввел его в круг своих приятелей, мало отличавшихся от прежних друзей, просто для него они были люди новые и с ними можно было себя поставить тоже по-новому. Словом, приходит человек из тюрьмы и, хочет он того или нет, но принимает его скорее всего среда, близкая к той, в которой он жил, которая его порой по полету узнает, хотя он уже лететь к ней и не собирается.

Карась был большим ценителем «водных» процедур, и каждый вечер, прежде чем разойтись по домам, они подолгу сидели в какой- нибудь пивнушке, хотя Серый никогда к этому занятию особого пристрастия не имел. Ему в то время, кроме как в пивнушках, больше и негде было общаться с людьми, потому что проживал он по старому бродячему стандарту на вокзале, где общаться можно было разве что с милиционерами (пассажиры по таким собеседникам, каким был Серый в те времена, не шибко тоскуют). А милиционеры... Их общество его не устраивало: «Гражданин, уберите ноги со скамейки!» «Гражданин, вы почему никуда не едете?» «Гражданин, на скамейке спать нельзя!» «Гражданин, гражданин...», —пристают без конца. Не понимают, что и он не дурак поспать в теплой постели, да не получается.