Сиара Симон - Пастор

— Ты, должно быть, Тайлер Белл.

— Да, это я, — подтвердил я, убирая телефон в карман брюк.

Я снял ризу, и епитрахиль, и остальные атрибуты своей должности, за исключением колоратки (прим.: элемент облачения клириков и иных священнослужителей в западных Церквях и церковных общинах, представляющий собой жёсткий белый воротничок с подшитой к нему манишкой, застёгивающийся сзади и надевающийся под сутану, или же белую вставку в воротничок-стойку обычной рубашки),и вдруг почувствовал себя недостаточно одетым, будто нуждался в какой-то дополнительной броне, дополнительном авторитете в присутствии этого человека.

Как глупо. Он был гостем в моей церкви. Всё, что мне было нужно, — это быть дружелюбным.

Я шагнул вперёд и пожал ему руку, что он, казалось, поприветствовал небольшой, оценивающей улыбкой на губах.

— Могу я вам чем-то помочь? — спросил я. — К сожалению, вы пропустили нашу утреннюю службу, но у нас будет ещё одна завтра.

— Нет, думаю, ты уже помог, — ответил он, проходя мимо меня, его голова поворачивалась к каждому уголку церкви. — Я лишь хотел встретиться с тобой и лично увидеть, что из себя представляет Отец Тайлер Белл.

Эм…

Мои кишки завязались узлом от тревоги. Хоть и знал, что это невозможно, я не мог не беспокоиться, что каким-то образом он являлся следствием знания правды Джорданом и Милли, что он здесь, чтобы в итоге подёргать за те ниточки, которые распутают мою жизнь.

Мужчина развернулся на каблуках, вставая со мной лицом к лицу.

— Я хотел бы знать размер и облик своего конкурента.

— Конкурента?

— За Поппи, конечно.

Моему мозгу потребовалось всего мгновение, чтобы сообразить, переоценить эту встречу и понять, что я разговаривал со Стерлингом Хаверфордом III. Чтобы оценить его тело (в хорошей форме, чёрт возьми этого парня), одежду (дорогую, чёрт возьми этого парня ещё раз) и поведение, бывшее почти абсурдно самоуверенным, самоуверенным до высокомерия; но в броне этого человека была трещина. Он не сомневался, что будет успешным, не сомневался, что уйдёт отсюда с тем, за чем пришёл (и да, я подозревал, что Поппи была для него именно чем-то , а не кем-то ). В этот жалкий миг я точно знал, где мы стоим, прекрасно понимал, какие средства он будет использовать, а также был в курсе, что одним из них была эмоциональная власть над Поппи и что я мог легко проиграть эту битву… У меня не было права на борьбу в этом сражении.

Стерлингу только и нужно было это ничтожное мгновение, чтобы почувствовать своё превосходство. Его рот скривился в презрительной усмешке: едва различимой, чтобы быть проигнорированной, но достаточно очевидной, чтобы в точности продемонстрировать, какого рода конкуренцию он имел в виду.

Тем не менее я не был идиотом, что бы там Стерлинг себе не думал, и я, конечно, не собирался оправдывать его ожидания в отношении моей реакции.

— Боюсь, ты ошибаешься, — ответил я, награждая его спокойной улыбкой. — Нет никакой конкуренции. Мисс Дэнфорс уделила внимание моей церкви, и она заинтересована в последующем наставлении перехода в неё, но это всё, на что наша дружба распространяется.

Я почти ненавидел то, насколько легко ложь срывалась с моего языка, ведь раньше гордился тем, что не прибегал к ней, но теперь существовало множество всего, чем я больше не мог гордиться. И в этот момент речь шла не о морали, а о выживании.

Стерлинг вскинул бровь.

— Так вот как это будет, — он сунул руки в карманы, всё в его позе кричало о залах заседаний, яхтах и надменности.

«Хороший парень Тайлер, будь славным парнем Тайлером, — твердил я себе. — А ещё лучше, будь Отцом Беллом». Отец Белл не ревновал к этому человеку, не завидовал его привлекательности, дорогой одежде и притязаниям на Поппи. Отца Белла не заботила словесная перепалка с незнакомцем, и он, конечно, не будет заниматься чем-то таким варварским, как борьба за взрослую женщину, которая была способна сама сделать собственный выбор и проявить свою силу.

Я прислонился к скамье и послал ему ещё одну улыбку, зная, что моя поза выражала непринуждённый контроль и будничное дружелюбие, а также напоминала ему, что я был столь же высок и строен, как и он.

— Прости, но не думаю, что понимаю тебя, — ответил я в итоге. — Как я уже говорил, нет никакой конкуренции.

Он воспринял мои слова иначе:

— Тебе так хочется думать, не так ли? — Стерлинг ещё раз окинул меня взглядом, а потом, казалось, изменил тактику, опёршись на скамью и скрестив руки. — Она рассказывала обо мне? — спросил он. — Уверен, что да. Исповедь — это ведь католическая хрень, правильно? Она упоминала меня в своих исповедях?

— Я не вправе…

Он взмахнул рукой, и его обручальное кольцо сверкнуло на коже.

— Правильно. Конечно же. Ну, может, после всего она не хотела раскрывать определённые подробности обо мне. Сколько раз я мог довести её до оргазма. Насколько громко она кричала моё имя. Все места, где я трахал её. Ты знаешь, что однажды я поимел её всего в нескольких футах от сенатора США? Во время открытия выставки в The Met (прим.: The Metropolitan Museum of Art (Метроп о литен-музей) — один из крупнейших и четвёртый по посещаемости художественный музей мира. Расположен в Нью-Йорке, США)? Она всегда была готова. По крайней мере, для меня.

Лишь годы выработанного сострадания и самодисциплины сдерживали меня от удара кулаком прямо в классическую квадратную челюсть этого парня. Не только из ревности, но и в равной степени из-за мужской потребности защитить достоинство Поппи и удержать её от альтернативы быть связанной с этим мудаком.

«Она не нуждается в твоей защите её чести» , — сказал мне Феминистический Союзник Тайлер. Но обычному Тайлеру ирландско-американского происхождения, тому, который наслаждался сексом, и виски, и отборным матом на футбольных матчах, было плевать. Не имело значения, если она нуждалась во мне, и не имело значения, что я не имел прав на неё, — Вселенная пошатнулась из-за мудачества парня, а мой кулак чесался от желания исправить это.

— Задело за живое? — спросил Стерлинг, насмехаясь.

— Я считаю Поппи одной из своей паствы, — произнёс я, склоняя голову в согласии. К счастью, мой голос не выдал ничего, кроме лёгкого неодобрения. — Мне больно слышать, когда о любом из них отзываются неуважительно.

— Ох, конечно же, — прокомментировал Стерлинг. — И я восхищаюсь, как ты предан своей истории. Я человек, соответствующий себе, — он вытащил конверт из внутреннего кармана своего пиджака и вручил его мне. — Тем не менее я также состоятельный человек, и поэтому мы можем забыть первоначальное позёрство и приступить к сути дела.

Я смотрел на него, разматывая шнурок в верхней части конверта, и достал оттуда большие глянцевые фотографии. Часть меня переживала, что на них запечатлены он и Поппи, ещё одно доказательство их прошлого, расстраивающего меня, но нет. Нет, это было гораздо, гораздо хуже.