Е. Петренко - Я ревную тебя к звёздам (СИ)

Я переоделась в простенький непритязательный сарафан, и с горьким смешком, подумала, что мой бедный Лами обнаружит рядом со мной очередного "жениха". Вот уж обрадуется. Хотя, конечно, рядом с Саотом, это мелочь несусветная. Как мне ещё объяснить ему, почему я согласилась на этот почётный статус невесты в посмертии. Он и так очень ревниво относится ко всем упоминаниям о Саоте. Я так соскучилась за ним! А он всё никак не появляется. А теперь ещё и встреча наша может быть подпорчена ссорой.

В деревню паломников мы пришли после обеда. Проговорили перед тем несколько раз нашу историю. Фразы рассказа должны были строиться так, чтоб не вызывали сомнения у жрецов, среди которых могли быть те, которые реагируют на ложь. Или, чем боги не шутят, маска правды, похожая на ту, с которой я имела дело, буквально, вчера.

Больше всех огорчился Труми. Что не может пролезть в храм с нами. То, что мы явились во второй половине дня, отодвинуло возможность пробраться туда до завтра. Паломников принимали только по утрам. Зато было время прислушаться к слухам и сплетням. Здесь людям не было чем заняться, кроме как вести беседы, дожидаясь очереди. Для того, чтоб не было свар, каждый день являлся жрец и записывал вновь прибывших в длинный свиток. Если в один день кто-то не успевал пройти, что случалось довольно редко, то список переносился на завтра.

К вечеру люди собирались на площади и зажигали костёр. Возле него велись неспешные беседы о причинах, которые побудили к паломничеству. Их было не много. Например, бесплодные семьи или рождение больных детей. Требование семьи жениха или невесты с более высоким статусом. Сиротство кого-нибудь из пары. Когда жених или невеста не знали своих корней. Была ещё одна причина, наиболее частая. Когда молодые хотели избежать договорного брака и хотели соединиться против воли родителей. Если жених и невеста были совершеннолетними и получали разрешение Веледа, они могли пожениться прямо в храме, невзирая на волю семьи.

Только вот, в этот вечер разговор между паломниками зашёл сторону, растревожившую меня новыми не приятными новостями. Оказалось, что появились слухи о том, что о некоторых парах, ушедших в храм, больше не поступало никаких сведений. Они пропали без всяких следов. Кто говорил, что в окрестностях храма появились разбойники. Кто шепотком поговаривал, что сами храмовники что-то скрывают. Что храмовые жрецы поносят Веледа, говоря о том, что его благоволение ничего не стоит. Что старый бог утратил силы. Что, несмотря на то, что король прошёл обряд выбора, наследник его родился слабым и изуродованным. Что сами жрецы перестали уважать Веледа и преклонились перед Тёмным богом, который требует человеческих жертв. И они, якобы, ему их втайне преподносят.

Эти разговоры меня встревожили. И требовали ещё большей осторожности в храме. Наша очередь должна была подойти завтра с утра. Всё, что нам удалось узнать мы передали Труми, который пробрался ночью к месту нашей ночёвки, прикрываясь мороком. А уж он должен был донести эти новости до воргенов, оставшимся на той же стоянке в лесу.

Сон был коротким. Ещё до рассвета, по улице пронеслась целая кавалькада храмовых стражников. Я проводила их задумчивым взглядом. Группа всадников напоминала ту, которую мы разгромили по дороге от Каменных столбов. Видимо в храме встревожились от их отсутствия. И маг с отрядом тоже был. Не думаю, что они решатся в открытую безобразничать в деревне. Скорее попытаются разговорить жителей, чтоб узнать как о своих, так и обо мне. Девушки им не нужны. Конечно, они не отказались бы втихую купить похищенных девчонок, но, власть храма ещё не достигла такой силы, чтоб в открытую делать то, что им заблагорассудится.

Паломники, разбуженные шумом, начали просыпаться. На улице появились молодые парочки, которые помогали друг дружке привести себя в порядок, поливая колодезной водой из жестяных ведёрок, такими же жестяными черпачками. Такие стояли в каждом дворике, где селились паломники, на тёсаных лавочках в палисадниках. Там же, под навесами, среди деревьев, они устраивались завтракать за деревянными столиками.

По улицам ходили хозяйки, продающие молоко, сыр и свежие яйца. Другие выносили на продажу чёрный хлеб и белые пироги с разными начинками. Третьи торговали горячим взваром, наливая его из тепло укутанных глиняных горшков. Четвёртые продавали овощи и фрукты. Такой, бродящий по кругу, передвижной базар. Я купила любимой вяленой рыбки, на свою долю и на долю Труми, который, непременно, заявится к ночи, если мы не успеем управиться с делами. Или, в случае удачи, мы сами отправимся к ребятам на их место стоянки.

Беда, что я точно не знала предмет своих интересов. Не догадывалась, что точно я должна искать в храме. А такая неуверенность могла отобрать много времени. Кроме того, я не знала как проходит сам процесс проверки. Допускают ли паломников в храм или это делается где-то в помещениях примыкающих к храму? Обидно, что у нас нет никого внутри. И, чем ближе было время, когда нужно было идти в храм, тем большей авантюрой мне начинала казаться эта задумка.

Очередь у ворот терпеливо переминалась, перешёптывалась негромко, дожидаясь пока молодой жрец позовёт следующих по списку. Джейрах и я любопытно поглядывали по сторонам, провожая взглядом редких посетителей, не относящихся к паломникам.

Когда до входа оставалось чуть более десятка пар, мой взгляд неожиданно наткнулся на парящего в воздухе вигоня. Он был такой же масти как Витре. Но был так высоко, что я не могла бы с уверенностью узнать его. Однако, сердце моё дрогнуло и забилось быстрее.

Глава 30.

Я узнал её сразу. Сердце заколотилось, как бешенное. Мы едва успели съехать с крыла вигоня, что уже начало получаться у храмовника довольно лихо, от чего на его лице всякий раз возникала глуповатая и восторженая улыбка. Какое-то детское и трогательное восхищение от постижения чего-то незнакомого, от встречи с чувствами, которые у других были пройдены и осознаны в годы отрочества, а у него самого остались непознанными, из-за совершенно иного пути взросления и становления личности.

Он, как-то сразу, потянулся в сторону храма. Его трудно было не понять. Всё таки это был единственный для него дом, который он был вынужден надолго покинуть. Какими бы не были обстоятельства, заставившие его осознать, что его детские авторитеты оказались не достойными подражанию, и знания, казавшиеся раньше такими чёткими, только из-за того, что состояли, исключительно, из чёрного и белого, оказывается имеют множество цветов и оттенков. Но храм был местом его истока, как личности. И не только встреча со мной поспособствовала этому. За время наших долгих бесед, (а, наедине со мной, он как будто пытался восполнить время вынужденной немоты) я понял как много он увидел и осмыслил за время своего вынужденного путешествия. От знакомства с миром, с малолетства отделённого от него стенами храма.