Кротков Антон - Аннотация

Обращаясь к беднякам‑селянам, а также к рядовым басмачам, которых главарь банды и его беки насильно заставили взять в руки оружие и воевать против советской власти, Мануйлов напомнил им, что советская власть пришла дать беднякам землю, о которой и мечтать не смели их отцы и деды. Чекист затронул самые больные струны бедняцкой души – напомнил, что большевики сожгли «Кабальную книгу», по которой каждый должник, не оплативший в срок долга, становился рабом богача.

Кончилось дело тем, что рядовые басмачи повернули оружие против своих командиров. Многие подручные Султана‑Маршуна были перебиты, а самого его связанного передали красноречивому пропагандисту. Но до Ревтрибунала Мануйлов пленника не довёл, – сбросил в пропасть «при попытке к бегству». Так чекист отомстил за своих убитых товарищей…

Этот молодой чоновец принадлежал к той же когорте «пассионариев революции», что и комиссар Гранит Лаптев. Не удивительно, что они быстро нашли общий язык. Лаптев также пытался привлечь на свою сторону молодого индийца, нажимая на его пролетарское происхождение.

И практически сразу между двумя фанатиками революции – Мануйловым и Лаптевым – с одной стороны, и бывшим офицером – с другой возникла взаимная антипатия. Ягелло смотрел на Мануйлова, как на опасного психопата, одержимого целым букетом различных манией. Что касается комиссара Гранита Лаптева, то этот суетливый малый с внешностью южноитальянского крестьянина, наверное, напоминал бывшему офицеру погранстражи контрабандистов, которых он в былые годы переловил великое множество.

Одиссею было прискорбно видеть, что, едва успев выйти в поход, его небольшой отряд начал разделяться на враждебные группировки.

Начались места, которые большую часть года никак нельзя назвать гостеприимными. Туркмены называют эту местность «голодной степью». Почти весь год земля здесь действительно неприветливая – белая от солончаков, будто снегом покрыта, сухая, потрескавшаяся, словно мёртвая. Такой её описало большинство проезжавших тут путешественников – пустой и безжизненной, не способной даже коня прокормить. Но, к счастью, они оказались тут в кроткий период цветения. Была ранняя весна и здешняя природа чудесным образом преобразилась, ожила на короткое время: покрылась травами, зацвела алыми маками. Для любого зоолога это был рай, ибо здесь водились в изобилии жёлтые черепахи, много видов змей, скорпионы, фаланги. Им даже попадались крупные ящеры‑вараны, достигающие до двух с половиной аршинов длины. Солдаты страшно пугались, когда видели такого сухопутного крокодила и готовы были изрешетить беднягу пулями. Одиссею приходилось объяснять красноармейцам, что человеку этот зверь не страшен.

Впрочем, помнимо мнимых угроз, путешественников подстерегало в пути и множество реальных опасностей. Садится на землю было опасно – укусит скорпион. Купаться в реке тоже нельзя – заразишься тропической малярией; пить воду сырой ещё большее безрассудство – угрожает азиатская холера… Вскоре в отряде появился первый заболевший холерой. Одного из солдат приступ этой опасной болезни сразил прямо в седле. Потеряв ориентацию в пространстве, он упал и сильно расшибся. Кира самоотверженно ухаживала за больным, пренебрегая опасностью заразиться. Когда несчастный умирал, она склонилась над агонизирующим юношей и тихо стала напевать ему детские колыбельные, от чего он перестал метаться и бредить, и мирно отошёл в иной мир…

*

Несмотря на это скорбное происшествие, кочевая жизнь шла своим чередом. Все свои наблюдения, описания местности Одиссей заносил в блокнот, по возможности дополняя их зарисовками. Им снова владела жажда исследований. Пока обстановка благоприятствовала, Луков достал барометр‑анероид. Георгий постоянно находился рядом и Одиссей охотно делился с ним своими знаниями, показывал, как пользоваться научными приборами. В этом бедняцком пареньке чувствовалась врождённая интеллигентность. Луков даже подумал, что возможно имеет дело с юным индийским Ломоносовым – самородком, который со временем может вырасти в великого учёного и прославить своё отечество, если позволить ему учиться. И Одиссей при любой возможности старался чему‑то научить мальчика.

Для них обоих эти редкие минуты совместных занятий наукой были истинным блаженством. И только от охоты за чешуйчатокрылыми Одиссей пока воздерживается. Всё‑таки бегающий с сачком за бабочками начальник воинской команды рискует уронить свой авторитет в глазах подчинённых. Хотя вокруг столько порхало великолепных экземпляров для коллекции, что руки так и чесались!

*

На одном из привалов с Одиссеем произошёл странный случай. Дело в том, что хотя их общий маршрут был многократно согласован и с московским начальством, и с разведотделом фронта, предполагалось, что у начальника экспедиции всё же остаётся определённая доля свободы в выборе пути. И вот в одном из разговоров с ближайшими соратниками – своим «походным штабом» Одиссей высказался в том духе, что, возможно, им не следует заходить в Ош. Мол, в целях сохранения тайны их миссии, им лучше продолжать двигаться по малонаселённой местности.

Была и ещё одна причина для сомнений. Одиссей опасался, что дисциплина среди рядовых красноармейцев в крупном городе может сразу упасть. Почти наверняка появятся дезертиры, а возможно и случаи мародёрства среди доставшихся ему не самых отборных солдат. Хотя в этот раз отряд не терпел таких лишений, как на пути к Ташкенту, и желудок солдат был всегда наполнен, пусть и не идеально, всё же Одиссей не хотел рисковать.

Вскоре Одиссей получил загадочное предупреждение. Он отошёл отдать распоряжение, а когда вернулся, то заметил, что кто‑то зачем‑то перевернул его кружку кверху дном. Оказалось, под ней находится скомканная в крошечный бумажный шарик записка с коротким приказом: «Идите в Ош!» и подпись «Джокер».

Одиссей насторожился и задумался. Если до этого момента он лишь размышлял об изменении утверждённого руководством маршрута, то теперь твёрдо решил так и поступить. За обедом Луков известил всех, что намерен обойти Ош стороной. При этом Одиссей заметил, как подполковник Ягелло остановил внимательный и пристальный взгляд на комочке записки, который он, как бы между прочим, катал между своих пальцев. Археолог при словах Лукова нахмурился. И только по непроницательному восточному лицу чоновца Мануйлова невозможно был судить о его чувствах.

Одиссей стал ждать реакции на своё заявление. И она последовала очень быстро. Вечером, открыв в палатке свой блокнот для записей, Луков наткнулся на новое послание от Джокера. На этот раз чувствовалось раздражение тайного куратора. Чужой рукой на странице было выведено: «Вы не должны проявлять самодеятельность. Двигайтесь в Ош! Мы следим за вами!».