Кротков Антон - Аннотация

Ягелло опешил. Приложив правую руку к груди, он с самым чистосердечным видом произнёс:

– Уверяю вас, я тут не при чём! Кисет пропал у меня сегодня утром. Я собрался покурить и вдруг обнаружил, что правый карман моих штанов, где я обычно держу курительные принадлежности, пуст.

– Как это могло произойти? Вы раздевались, когда ложились спать?

– Обычно я этого не делаю в походе. Но уж извините за пикантную подробность, в последние дни меня одолели вши из‑за невозможности помыться и постирать бельё. И на ночь я закопал гимнастёрку, галифе и нижнее бельё за палаткой, оставив на поверхности только краешек рукава, по которому паразиты могли бы сбежать. Это старый солдатский способ вывести из одежды паразитов… Сообразив, что кисета нет, я постарался вспомнить: выложил ли предварительно вещи из карманов, но не смог. Видимо я сделал это машинально. Так что кисет мог остаться лежать на земле в том месте, куда я его безотчётно положил. Я немедленно отправился это проверить. Но ничего не обнаружил. Тогда я решил, что его подобрал кто‑то из солдат. Вам ведь передал его кто‑то из красноармейцев или этот славный индийский юноша?

– А почему вы вспомнили о Георгии?

– Он крутился неподалёку, когда я закапывал свои вещи.

– Нет, я получил кисет от другого человека.

– От кого же, позвольте узнать?

– Пока это секрет. Важно то, что его нашли рядом с коновязью. Как он мог там оказаться?

– Как я понимаю, вы готовы поверить, что это я отравил лошадей – скрестил руки на груди Ягелло, словно нарочно выставив напоказ масонский перстень на своём мизинце. – Понимаю… Вы, как и этот безусый комиссар, считаете, что если я офицер, то непременно должен заниматься вредительством… Как вы намерены поступить со мною?

«Спросил бы чего полегче» – озадаченно подумал про себя Одиссей. Они молча смотрели друг на друга. Ягелло конечно понимал, что оказался в весьма «деликатном» положении, но не менее «деликатным» было и положение Лукова. Как первое лицо экспедиции он должен был либо арестовать своего заместителя по военным вопросам, предъявив ему официальное обвинение, либо снять все подозрения. Ни того, ни другого Луков по весьма весомым причинам сделать не мог.

Одиссей перевёл взгляд на масонский перстень на мизинце подполковника. Из‑за этого перстня Луков сразу с большим недоверием отнёсся к полковнику, так как всем было известно, что масоны служат не Родине, а своим магистрам. Им, как космополитам, не знаком державный патриотизм, он у них даже осуждается… Странно, было видеть такой перстень на руке боевого офицера, пролившего кровь за Родину.

– Я вынужден вам верить, – наконец признался Луков. – У меня просто нет другого выхода.

– И на том спасибо – обидчиво произнёс Ягелло. Он торопливо ушёл, как видно тяготясь обществом молодого начальника.

*

Отряд продолжал свой путь. Рядом с Луковым хрипло стонал вконец измученный Артур Каракозов. Его было не узнать: глаза врача ввалились, щёки впали, рот был словно дыра, в котором ворочался высохший язык, с трудом издающий звуки. Да чего уж было говорить о неприспособленном к тяжелому физическому труду интеллигенте, если даже самые крепкие под тяжёлой ношей буквально шатались от усталости, а на привалах беспомощно лежали, не имея сил даже пойти поесть. Жара, жажда, пыль так исказили лица людей, что они стали почти неузнаваемы.

В какой‑то момент ташкентский уполномоченный взял часть груза у Каракозова. Этот неприхотливый, всегда улыбчивый мужик всё больше нравился Одиссею. В нём абсолютно не чувствовалось типичного для многих даже небольших большевистских начальников чиновничьего панства или комчванства. На привалах он сам вызывался сходить за хворостом для костра, нарубить дров. В походе ничем не выдавал усталости и всегда был готов помочь ослабшему.

*

Прошло часа четыре после того, как отряд покинул место последней стоянки. Вдали на фоне яркого, ослепительно бирюзового неба появились очертания бурых гор. Одиссей поймал определённый ритм и шагал, как на автомате. Мыслей в голове почти не осталось. Он просто отбивал про себя такт: «Раз, два, левый… Раз два правый…», и снова по кругу. Это помогало преодолевать боль и усталость. Со временем ему даже далось поймать нечто вроде куража. «Сейчас бы неплохо сюда умелого барабанщика» – подумал Одиссей.

Он вспомнил, что где‑то читал, что в эпоху наполеоновских войн именно рокот боевых барабанов выводил солдат из состояния ступора, заставляя идти в атаку – грудью на летящую картечь. Как писали ветераны, взводы юных барабанщиков обычно шагали на флангах атакующих дивизий, не просто задавая ритм движению колонны, но и подавляя инстинкт самосохранения у гренадер, идущих на верную гибель… Такая же история случалась и во время утомительных переходов: походный бой барабанов заставлял усталые мышцы продолжать двигаться в такт и не позволял дурным мыслям лезть в голову…

Дорога широкой дугой огибала ореховую рощу. Неожиданно где‑то позади раздался ужасный рёв тигра. Он донёсся из густых зарослей. Всё оглянулись и застыли словно парализованные…

Одиссей ещё не слышал звуков, которые бы так же разрушающе действовали на нервы. Луков видел, что многие его спутники так испуганны, что он бы не удивился, если бы они с воплями ужаса побросали поклажу и бросились наутёк.

К Лукову торопливо подошёл взволнованный Ягелло. Держа наизготовку карабин, полковник всматривался в густые заросли, идущие по правую сторону от дороги.

– Как думаете, насколько он далеко от нас? – спросил Одиссей.

– Шагов триста не больше – определил Ягелло, вслушиваясь в окружающие звуки. – В Индии говорят: «От рёва голодного тигра внутренности людей превращаются в воду».

Ягелло приказал всем приготовить оружие и ждать. Так они простояли около получаса, готовые отразить нападение хищника. Но больше зверь не напоминал о своём близком присутствии. Безмятежно щебетали птицы в лесу, порхали над цветами бабочки, жужжали шмели. Постепенно все успокоились. Одиссей скомандовал построение. Отряд двинулся дальше. Но они успели пройти всего сто метров. Внезапно в конце колонны раздались вопли ужаса, затем загремели выстрелы. Одиссей оглянулся и первым увидел возвышающегося над всеми Кенингсона, который сидел верхом на единственной оставшейся в экспедиции лошади. Только что ехавший вместе с ним второй «неходячий» раненый куда‑то исчез. А у археолога было совершенно белое потрясённое лицо.

Ещё не зная обстоятельств происшествия, Луков почувствовал, что произошло ужасное. Вместе с Ягелло он поспешил в конец колонны.

Оказалось, что свидетелей события нет, в том смысле, что никто не видел, как тигр выскочил из леса, схватил сидящего вторым на лошади человека. Некоторые из идущих в арьергарде людей оглянулись на крики погибающего товарища и только успели заметить лишь мелькнувшую за деревьями рыжую комету. Вся спина археолога была забрызгана кровью, но не его собственной, а пропавшего соседа по лошади.