Кротков Антон - Аннотация

А сколько верных джигитов стали пищей для степных падальщиков! И всё по вине хозяина, у которого постоянно меняются планы! Курбаши не мог понять логику бека: то он велит отправиться за сотни вёрст навстречу русской экспедиции, чтобы вырезать всех её участников, пощадив лишь одного из них. И вот когда он – курбаши уже готов был исполнить волю своего повелителя, сумев, наконец, после многих дней погони взять неверных в кольцо посреди голой степи, где им негде укрыться, бек неожиданно присылает гонца с новым приказом – пропустить экспедицию к Ташкенту. И всё это ради одного человека, что находится среди русских!!! Выходит жизнь этого русского для бека ценнее, чем жизнь верного слуги, который верой и правдой служит ему долгие годы!

– Велик аллах и милосерден его пророк, – мстительно прошептал курбаши, призывая великую кару на голову хозяина. – Пусть небеса покарают великого грешника, который заключил сделку с самим дьяволом, а в обмен на проданную душу получил от нечистого духа дар оборачиваться зверем.

Впрочем, о прямом неповиновении хозяину – Джунаид‑беку курбаши даже не помышлял. Когда басмач в лисьей шапке думал о мести оборотню, он чувствовал, как ярость его бессильно разбивается о страх перед хозяином. Этот благоговейный, рабский страх сидел у него в самом костном мозгу. У курбаши даже стало ломить затылок, а перед глазами замелькали золотистые мухи от сшибки двух сильнейших мотивов – желания отомстить и ощущения собственного бессилья. Боль начала заполнять мозг, разгораясь всё сильней, словно кто‑то внутри черепной коробки шевелил раскалённой кочергой угли. Запылала адским огнём путая глазница. Надо было срочно на ком‑то сорвать давно накопившуюся ярость, выпустить из тела злобу, а с нею и боль, пока она не убила его. Попадись ему сейчас мирный караван или селение, уж он бы отвёл душу, – приказал своим людям вырывать пленникам глаза и языки, отрезать носы и уши, снимать живьём с них кожу, отпиливать головы! Но горизонт был чист.

Тогда Курбаши огляделся. Никого кроме собственных нукеров рядом не оказалось. Курбаши повернулся в седле и небрежно взмахнул висящей на запястье камчой, подзывая к себе ближайшего помощника.

– Эй, Баяргул, как долго до старой крепости?

Ничего не подозревающий советник приблизился к хозяину с подобострастной улыбкой, вынул из‑за пазухи новую, еще не утратившую запаха типографской краски карту и развернул её у себя на бедре, подложив планшетку, так чтобы командиру всё было хорошо видно.

– Мы идём вот так, хозяин, – показал Баяргул. – До захода солнца успеем достигнуть старого форта. В крепости можно будет сделать привал.

– А это что? – осведомился курбаши, ткнув пальцем в небольшое пятнышко с непонятной надписью.

Все обозначения на карте были набраны английским шрифтом. Но курбаши не умел читать даже на родном языке.

Помощник тоже не знал английского. Пытаясь найти ответ, он лишь издавал растерянные мычания. На его физиономии, поросшей редкой, точно пух, растительностью, появился страх. Вкрадчивый голос начальника наполнился ядом.

– Это же след от пролитого чая! Ты думал, что если у меня остался лишь один глаз я не замечу, что ты испортил карту?

– Я не нарочно, хозяин.

А знаешь ли ты, свиное рыло, сколько стоит эта карта и откуда она привезена?

– Уверяю вас, хозяин, я не нарочно.

– Откуда мне знать! Может, ты решил, что, потеряв глаз, я не замечу измены? Под этим пятном наверняка скрыт знак опасности! За сколько ты продался моим врагам, Баяргул? Говори!

– Н‑нет, хозяин, детьми к‑клянусь, я ничего опасного там не видел! Я по‑прежнему верен вам!

Своим единственным глазом курбаши сверлил заикающегося помощника из‑под нахлобученной на лоб лисьей шапки.

– Господин… поверьте, что я говорю правду, – приходя мало‑помалу в себя, убеждал Баяргул. – Конечно, вам непонятно. Но я объясню вам всё, всё…

– Тогда говори сейчас же, свиное рыло, что было на карте в этом месте до того, как ты её замарал!

– Этого я не знаю. Я не заметил… не помню! Но там точно не было ничего опасного!

Курбаши снова перешёл с крика на шипящую вкрадчивость гюрзы:

– Зачем тебе тогда два глаза, Баяргул, если ты не видишь того, что у тебя под самым носом? Хватит и одного!

Курбаши резко взмахнул нагайкой с кожаным мешочком на конце, в который были заложены кусочки свинца для усиления удара. Баяргул не посмел поднять руки, чтобы закрыться. Курбаши крякнул и быстро «ужалил» помощника по лицу толстой змеевидной плетью, и тут же отдёрнул руку назад. Удар получился с оттяжкой. Сплетённая из нескольких кожаных ремней ударная поверхность камчи глубоко впилась в лицо помощника.

Он стоял бледный, пошатываясь. По его левой щеке студенистым сгустком стекал выбитый глаз.

Выплеснув ярость, курбаши почувствовал, что вся его злоба на бека куда‑то делась. Стала утихать и боль в голове. На душе сделалось спокойнее. Правда теперь предстояло подыскать замену покалеченному Баяргулу, ведь он вряд ли простит нанесённую обиду.

– Ступай, – велел курбаши помощнику, зная наперёд, что ближайшей ночью прикажет отравить его.

Глава 34

Степь перешла в пустыню. Позади остались цветущие просторы. Теперь, если утром условия были ещё вполне комфортны, то есть прохладно и свежо, то ближе к полудню, когда солнце приближается к зениту, становилось жарковато. И так день за днём. К счастью проблем с водой и питанием путешественники не испытывали благодаря большим запасам, доставшимся им вместе с несколькими караванными верблюдами. Ими купец перед смертью пожелал вознаградить генерала за чудесный отвар, облегчивший его страдания.

Генерал, словно вырос на коне. Он снова был счастлив – постоянно пел и пускал коня вскачь. Одиссей же пока плохо переносил многочасовую верховую езду. Можно сказать, что в экспедицию он попал прямо из‑за письменного стола. От долгого нахождения в седле у него болели ноги и то место, на котором сидят. Генерал заметил напряжение на его лице, всё понял и пообещал что‑нибудь придумать.

Наконец объявлен очередной привал. Ступив на благословенную землю, Луков чувствовал себя совершенно разбитым: у него болели все мышцы, то есть боль начиналась в копчике и заканчивалась в затылке. Он не мог ни сидеть, ни стоять, даже есть не хотелось. Разминая скованные долгой дорогой ноги, он неприкаянно бродил по лагерю, потом отправился в свою палатку, упал на расстеленную циновку и сразу забылся мертвецким сном.

Проснувшись, молодой человек с ужасом подумал о том, что ему снова предстоит провести день в седле. К счастью генерал не забыл про своё обещание. Благодаря его заботе появилась возможность спастись на спине верблюда. Казалось, что неторопливо плыть на «корабле пустыни» это совсем иное дело, нежели трястись на лошади.