Гейдар Джемаль - Давид против Голиафа

В Европе Либеральный клуб полномасштабно прорывается к управлению после Второй Мировой войны. За этим следует фундаментальное перерождение классических европейских «демократий». Если в прошлом политические партии, участвовавшие в парламентской борьбе, были авангардами реальных сословий и отражали в своих дискурсах их интересы, то в новых условиях эти партии становятся просто подразделениями Либерального клуба, которые только имитируют соответствующие дискурсы, формируют бренды, условно связываемые с теми или иными потребностями социальных групп. Парламентское представительство становится виртуальным, публичная политика превращается в театр.

Предвосхищая эту эпоху (а точнее, уже с конца XIX века), насилие и все, что с ним связано, становится излюбленной темой Либерального клуба. Оно разрабатывается в антропологическом и клиническом аспектах (психиатрия в лице таких «новаторов» как Ломброзо и Фрейд с их последователями до сего дня); оно изображается в искусстве (кино и театр); наконец, оно оказывается рычагом в продавливании судебных реформ, изменении законодательной базы и т. п.

Важно подчеркнуть, что Либеральный клуб, стремясь монополизировать насилие через освоение дискурса новой нерелигиозной легитимности, создает для этого светскую квазирелиозную подкладку: общечеловеческие ценности, правозащитная тема, гуманизм, в конечном счете, философия ненасилия. В ход идет все: Толстой, буддизм, модифицированное секулярное «христианство» – все присваивается Либеральным клубом, для того чтобы идентифицировать себя со всем «гражданским обществом» и получить полномочия на одностороннее насилие в интересах упрочения своего политического будущего. Естественным «штабом» мирового либерализма становится США. Таким образом, любые аналоги и филиалы этого клуба повсюду в мире превращаются в центры, лоббирующие американские геополитические интересы.

Разумеется, Либеральный клуб в своем удачном прорыве на мировой политический олимп не отменил, а только потеснил двух других капитальных игроков, участников исторического мэйнстрима. Таковыми являются Традиционный клуб, который, несмотря на тяжелейшие испытания, потрясшие его до основания (две мировые войны и Октябрьская революция), тем не менее, остался на плаву, и сообщество радикалов.

Генезис политического радикализма в современном (т. е. не религиозно-сектантском) значении слова восходит к якобинским народным комитетам… Впоследствии радикализм был оформлен если не как доктрина, то как модель жизни и политической воли Огюстом Бланки… В эту славную плеяду входят частично декабристы и карбонарии, народовольцы и эсеры, а также ненавидимые славянофилами националисты «русской» Польши и Австро-Венгрии.

Либералы всегда вели активную политико-стратегическую игру с радикалами, с одной стороны, пытаясь запугать, а то и обвалить с их помощью традиционный истеблишмент, расчищая место для себя, с другой – представить свой клуб тем же «традиционалистам» и «молчаливому большинству» в качестве единственной альтернативы ужасам террора и революции. Отсюда противоречивость либеральной политики в отношении политического радикализма.

Либеральный клуб никогда не был синонимичен буржуазии как таковой. Традиционная буржуазия если и конфликтовала со знатью, то никогда не выходила по-настоящему из подчинения церковному авторитету, проводя влияние клерикализма в те социальные низы, которые она напрямую экономически контролировала. Это не было нарушено даже Реформацией: представители крайнего протестантизма, выброшенные за океан, в Новый свет, были скорее деклассированными осколками третьего сословия; эмигрировав, они позволили аристократам стабилизировать сословно-иерархический порядок в Европе.

Либеральный же клуб по своей сути глубоко секулярен, и сфера его проявления – это культура: «духовность» как имитация религиозного духа. В своей практической деятельности он стремится вытеснить буржуазию с политического поля, одновременно коррумпируя ее верхние слои и проводя антибуржуазный пиар в искусстве и идеологии. Последним направлением занимается левое крыло либералов, которое «отвечает» за связи с радикальным сообществом.

Пик успехов леволиберального сегмента и одновременно его максимального сближения с радикализмом пришелся на 60-е годы, когда США серьезно втянулись в поддержку южновьетнамского режима. Именно в этот период «молчаливое большинство» попало под влияние леволиберального и частично радикального дискурсов, стали как грибы расти молодежные субкультуры, начала формироваться протестная массовая улица. Знаковым проявление союза левых либералов с радикалами стал феномен экзистенциалистских интеллектуальных кругов во Франции: Камю, посвятивший философии бунта исследование «Восставший человек»; Сартр, публично защищающий левых террористов во Франции и Германии… Серия студенческих восстаний, прокатившихся по миру в 1968, была как раз следствием этого союза. Политически усилия левых демократов закончились ничем изза саботажа СССР, который никак не мог определиться со своей идеологической субъектностью и, в конечном счете, к началу 70-х превратился в «кривое зеркало» США.

Во многом именно поражение левого крыла Либерального клуба и его почти полная маргинализация к сегодняшнему дню породила то, что в современной жизни популярно именуется «международным терроризмом» и предполагает вмененную всем в обязанность войну против него.

С приходом Рейгана в США осуществился стратегический перелом в пользу правых (а в дальнейшей перспективе – и крайне правых) либералов. Голливудский актер с социал-фашистской идеологией стал совершенным воплощением самого «духа» Либерального клуба в его жесткой правой версии. Приход рейганизма совпал с глубокой реформой в философии и практике международного насилия. Правым либералам удалось не только добиться признания нелегитимности насилия, исходящего от СССР (всеобщего осуждения вмешательства Москвы в Афганистане), но и гораздо больше того: признания самим СССР легитимности насилия, исходящего от США. (Были «проглочены» как должное американские удары по Ливии, Гренаде и Панаме, а также – венец капитулянтства! – операция западной коалиции против Ирака.)

Либерализм прошел большой путь в перераспределении правового ресурса в отношении всего, что связано с насилием как сверху, так и снизу. Из описывающего насилие дискурса к сегодняшнему дню окончательно выпали такие понятия, как «справедливость», «свобода», «борьба с тиранией», зато утвердились такие новые категории, как «безопасность» и «защита цивилизации».