Лисевич - Из книг мудрецов (проза древнего китая)

Как-то раз одному жителю Ци очень захотелось золота. Чуть свет оделся, надел шапку и отправился на рынок. Подошел к лавке, где торгуют золотом, схватил — и бежать. Рыночный стражник поймал его и спросил:

— Зачем схватил чужое золото, ведь кругом люди?

И человек тот ответил:

— Когда хватал, людей не видел, видел только золото!

***

ИЗ „ХУАЙНАНЬ-ЦЗЫ”

«Хуайнань-цзы» — «Учители из Южного заречья реки Хуай» — весьма обширное философское сочинение даосского толка, созданное при дворе удельного князя Лю Аня, жившего в 180(?)—122 гг. до н. э., в правление знаменитого ханьского императора У-ди.

При дворах различных правителей, вообще знатных людей, и ранее, еще в доимперский период, существовал институт, похожий на институт клиентелы в Древнем Риме. Здесь, в Китае, эти клиенты звались «гостями». То был многочисленный отряд, как мы бы теперь сказали, служилой интеллигенции: музыканты, художники, поэты, врачи, советники по политическим (гражданским и военным) делам, ораторы, дипломаты, танцовщики, и среди прочих — философы. Они служили хозяевам, давали им советы, просто развлекали и за это получали одежду, пищу и кров. В период Империи (с VI в. до н. э.) число «гостей» при дворах достигало нескольких тысяч. В их среде создавались различные кружки, в частности поэтические и философские, во главе с меценатом,— именно такую роль играли здесь знатные хозяева, сами подчас являясь неординарными философами, поэтами, музыкантами. Хуайнаньский же князь Лю Ань известен, пожалуй, больше всех других меценатов Раннеханьской эпохи.

Лю Ань был личностью незаурядной. Внук легендарного основателя Ханьской династии, сын человека, который долгое время считал себя ровней императору и умер, не пережив позора, заточенный в железную клетку, Лю Ань получил в наследство богатейшие владения, завидное образование и немалые амбиции. Однако он был чужд забав, развлекавших прочих владетельных князей: не травил лесных зверей на охоте, не радовался музыке и танцам, пренебрегал гаремными красавицами. Видимо, и он, подобно своему отцу, лелеял честолюбивые замыслы. Во всяком случае, образованные люди и доблестные воины, привлеченные его радушным приемом, стекались к князю со всей Поднебесной. Скрывал он у себя и беглых. Популярности князя в народе немало способствовало его покровительство даосам, занятия тайными даосскими науками — ведь даосские общества, через сто лет начавшие гигантскую крестьянскую войну, уже тогда набирали силу. Громкая слава Лю Аня вызывала естественные подозрения; какое-то время император еще сдерживал свою раздражительность, ограничившись символической казнью кузена — у того отрубили мочки ушей,— но доносы продолжали поступать... И когда у княжеского дворца внезапно появились императорские чиновники, Лю Ань понял, что игра проиграна. Историки сообщают, что гордый князь покончил с собой, но народная фантазия распорядилась его судьбой иначе — она создала красочную легенду о его чудесном спасении. В своеобразном «житии» хуайнаньского князя, составленном автором «Бао Пу-цзы», Гэ Хуном, мы найдем рассказ о «восьми старцах», якобы руководивших князем в его исканиях,— они-де помогли ему создать эликсир бессмертия. Люди показывали камень, с которого будто бы в момент опасности вознесся ввысь Лю Ань,— на камне отпечатались его ступни и копыта его коня. А в земной юдоли остались: посрамленный Сын Неба, недруги, доносчики — и бессмертные «Учители из Южного заречья...».

Публикуемые здесь фрагменты из этой книги являются типичными образцами древнекитайской философской прозы, еще во многом сохраняющей черты устного выступления. Тогда писали во многом так, как говорили. Отсюда множество «общих мест», повторяющихся сюжетов из прошлой и недавней истории Китая, материал мифов и легенд, притчи, пословицы, поговорки. Частично философы сознательно имитируют формы и художественные средства устного народного творчества, частично находятся под их влиянием. Все это заключено в жанровую форму философского диалога, так что каждая глава представляет собой цепь диалогов, связанных между собой философской идеей. Древнему читателю были хорошо знакомы имена действующих лиц и связанные с ними исторические и бытовые эпизоды: главное было не в них, а в том контексте, который их окружал. Это была новая интерпретация старого материала, она-то и возбуждала интерес современников.

Лю Аню и его кружку, помимо «Хуайнань-цзы», приписывается целый ряд сочинений, в том числе поэтические сборники и трактаты по астрономии, астрологии и магии. К сожалению, из всего этого наследия до нас дошло лишь одно стихотворение — да и то подлинность его сомнительна.

С другими текстами из «Хуайнань-цзы» читатель может познакомиться в книге Л. Е. Померанцевой «Поздние даосы о природе, обществе и искусстве» (М., Изд-во МГУ, 1979). Настоящий перевод публикуется впервые.

***

ИЗ ГЛАВЫ «ОТЗВУКИ ДАО»

Бай-гун задал вопрос Конфуцию:

— Можно ли говорить намеками?

Конфуций молчал.

— Что будет, если камень бросить в воду? — продолжал Бай-гун.

— Ныряльщики из У и Юэ достанут его,— отвечал Конфуций.

— А если одну воду плеснуть в другую?

— Смешаешь воду из рек Цзы и Шэн — ИЯ все равно различит на вкус.

— Выходит —нельзя говорить намеками?

— Почему же нельзя? — отвечал Конфуций.— Кто знает, что значат слова? Тот же, кто знает,— говорит без слов.

Поэтому Лао-цзы говорит: «Слова имеют основу, дела — хозяина».

Хуэй-цзы разработал закон и представил его царю. Тот остался доволен и передал его на рассмотрение Ди Цзяню.

— Можно дать ему ход? — спросил у него царь.

— Нет,— ответил Ди Цзянь.

— Но если он хорош, почему же не дать ему ход?

— Когда поднимают большое дерево,— отвечал Ди Цзянь,

— передние восклицают: «Юй-сюй!», а задние вторят им. Почему же при этом не поют песен Чжэн и Вэй, не напевают быстрых мелодий Чу? Потому что они не годятся для этого дела. Так и хорошо управляемое государство — опирается на ритуал, а не на изощренное красноречие.

Поэтому Лао-цзы говорит: «Когда множатся законы и приказы, растет число воров и разбойников».

Тянь Пянь беседовал с циским ваном об искусстве Дао.

— Мои владения — царство Ци,— отвечал ван.— Искусство Дао мало пригодно для устранения бед, поэтому хотелось бы послушать об искусстве управления.

— Мои слова,— отвечал Тянь Пянь,— хотя и не об управлении, однако могут быть полезны и для него. Возьмем, к примеру, лес. Это не материал, но он может стать материалом. Вдумайтесь, господин, в то, что сказано, и сами выберите пригодное для управления. Хотя Дао и не устраняет бед, но его силою все переплавляется и преобразуется во Вселенной и в пределах шести сторон света. Зачем же спрашивать о делах правления в царстве Ци?!