Маргарет МакХейзер - Уродина

— Все, что ты когда-либо хотела делать — это читать и преподавать, почему ты не можешь сделать этого сейчас, когда он уже доктор? Они зарабатывают действительно хорошие деньги. Возможно, не сразу, но через несколько лет, когда он будет доктором, ты сможешь вернуться в колледж.

— Я не знаю, мне нужно спросить у Трента, что он хочет делать.

Шейн выпрямляется на своем месте, и на ее лице появляется вопросительное выражение.

— Что ты имеешь в виду, Лили? Я знаю, что вы женаты, и тебе нужно обсуждать такие вещи с мужем, но еще вы равноправны. Твой голос в том, что ты хочешь делать, должен учитываться.

— А, это, — говорю я слишком нетерпеливо. — Он заботится о наших финансах и говорит, что мы должны экономить, чтобы купить дом. И говорит, что намного важнее, чтобы он стал доктором, чем я учителем. Он думает о нас обоих.

— Ты видела, сколько денег находится на вашем банковском счете? Ты знаешь, что происходит с вашими финансами?

— Трент говорит, что мне этого не нужно знать.

— Ради всего святого, послушай себя. Прошло семь лет, Лили. Семь чертовых лет я не видела тебя, и теперь не узнаю человека, которым ты стала. Физически и эмоционально. Лили, которую я знала, боролась против демонов своего прошлого, но теперь, я думаю, что она живет с крупнейшим демоном из всех.

— Это не правда. Трент любит меня.

— Я говорю не о Тренте. Я говорю о том, что здесь, — она наклоняется и указывает пальцем на мой висок. — Ты борешься против себя. У тебя вообще нет чувства собственного достоинства. Ты — буквально тень той девушки, которую я когда-то знала.

Шейн пытается сказать мне то, что я уже знаю. Всю мою жизнь мне говорили, насколько я бесполезна и ничтожна. Это внушалось мне постепенно, когда я еще не достигла десятилетнего возраста. В то время, пока мой ум все еще формировался и рос, мне много раз говорили и показывали, насколько я глупа, насколько уродлива и бесполезна, и что никто и никогда не будет меня любить.

В моей жизни есть человек, который иногда говорит, что любит меня, и я уверена, что он — лучшее, что у меня может быть. Я ничего собой не представляю. И никогда не представляла. Если завтра я умру, никто не будет носить траур и не будет лежать на моей могиле, потому что будет скучать по мне. Скучать по моей улыбке, скучать по тому, что я просто рядом с ними. Никто никогда не будет горевать по мне, потому что я — ничтожество.

— Я пытаюсь, — тихо говорю я.

— Что конкретно ты пытаешься? Ты хотя бы читаешь «Суровое испытание»? — она помнит. Я не могу поверить, что она помнит. Я смотрю на нее и чувствую, как слезы собираются в уголках моих глаз. — Ты думала, что я забыла, не так ли? Я не забыла. Я помню день, когда ты купила ее в книжном магазине, и твой стеклянный взгляд, как будто тебе сказали, что ты выиграла миллион долларов. Всю неделю на работе ты болтала о том, что безумно счастлива, ведь у тебя есть что-то важное.

Я не могу больше сдерживать слез, и теперь они струятся по щекам. Я пытаюсь их вытереть, ведь я не из плаксивых.

— Я сожалею, не злись на меня, — говорю я и взрываюсь в рыданиях.

— Я не злюсь на тебя, — Шейн встает и садится рядом со мной. — Я люблю тебя, Лили. Я ненавижу то, что мы не могли поддерживать связь. Я хочу только лучшего для своей подруги. Видишь ли, в своей жизни она прошла через огромное количество дерьма и должна быть счастливой в своей взрослой жизни. Это все, что я хочу для нее… для тебя, — она обнимает меня и привлекает в свои теплые, любящие объятия. — Я хотела общаться с тобой каждый день, но потеряла бумажку с твоим адресом, которую ты давала мне. Лиам говорил мне поискать тебя в социальных сетях или позвонить тебе. И когда я действительно попыталась позвонить, твой номер больше не обслуживался. Лиам даже ездил в дом родителей Трента, а его отец отругал Лиама и сказал больше не приезжать туда или он будет стрелять в него. Потом попыталась я, даже видела кого-то возле окна, но они не открыли дверь.

— Ты пошла туда, чтобы найти меня? — кто-то заботится обо мне?

— Да, а затем я нашла адрес, который ты давала мне. Я послала тебе несколько писем, но так и не получила на них ответа, поэтому подумала, что ты переехала.

Я никогда не получала никаких писем, только одну открытку из Италии.

— Нет, мы все еще живем в той же квартире. Трент сказал, что мы не можем себе позволить переехать.

Шейн вздыхает, и ее плечи резко опадают, она притягивает меня для крепкого объятия.

— Почему бы нам просто не оставить все это позади и радоваться, что мы снова нашли друг друга? — она передвигается на противоположную сторону кабинки и улыбается.

Официантка приносит нам две огромные тарелки и аккуратно ставит их на стол.

— Дамы, могу я принести вам что-нибудь еще? — спрашивает она.

— Нет, спасибо, — отвечаю я ей и смотрю на самую большую тарелку с едой, которую я когда-либо видела. — Мне ни за что не съесть все это без того, чтобы не почувствовать себя плохо после этого.

Шейн уже начала есть свой бургер, попутно запихивая картошку фри в рот. Весь ее рот испачкан в горчице, и она похожа на ребенка. Я хихикаю над ней и ее измазанным соусом лицом.

— Что? — говорит она с набитыми бургером и картошкой щеками. — Я уббю свеу, — я хохочу, потому что понятия не имею, что она пытается сказать. Она жует, а затем проглатывает, берет салфетку и вытирает лицо. — Что? Во мне нет ничего неправильного. Я люблю свою еду, — она такая дикая, что я не могу не хохотать.

Я так рада, что настроение изменилось, и сейчас не так мрачно.

Мы сидим, едим и разговариваем. И прежде чем я понимаю, мне нужно возвращаться на работу.

— Мне пора идти, — говорю я. Но мой голос печален, внезапный мрак настигает меня, и я чувствую страх, потому что не хочу снова терять контакт с Шейн.

— Вот, запиши мой номер, — говорит она, когда роется в своей сумке в поисках ручки. — Аха, — гордо объявляет она, доставая ручку. Она пишет свой номер на салфетке и отдает ее мне. — Теперь твой, — она смотрит на меня и нетерпеливо ждет.

Я говорю свой номер, и она вбивает его в свой телефон. Мы встаем, чтобы уйти. Как только приду домой, то запишу ее номер в свой дневник, чтобы не потерять его.

Мы подходим к кассе, и я чувствую себя полностью униженной, потому что Шейн покупает мне обед.

— Мы были за тем столом, — говорит Шейн, когда поворачивается и указывает на стол, за которым мы сидели.

— Ох, о вашем чеке уже позаботились, — радостно говорит молодая девушка.

Лед сковывает мою кровь, волоски на руках встают дыбом, и я чувствую, что меня вот-вот стошнит. Трент узнал и оплатил счет, и это его способ сказать, что у меня большие неприятности. Мое сердце бьется так быстро, что я чувствую, как все сжимается в груди. Черт, черт, черт.