Маргарет МакХейзер - Уродина

Подъезжает автобус, и мы с Трентом собираемся сесть в него. Его рука на моей пояснице и он ведет меня к автобусу. Он такой джентльмен, что пропускает меня вперед.

— Два, пожалуйста, — говорит он, вручая водителю автобуса деньги за наш проезд. — Никаких братьев или сестер, но мой папа родом из большой семьи и говорит, что никогда не хотел больше, чем одного ребенка, потому что не желал, чтобы я с кем-нибудь дрался, — я смотрю на него и киваю, ожидая, когда он займет нам места.

Всю поездку в автобусе Трент сидит рядом со мной, а я смотрю в окно. Мы затихли, потому что в автобусе столько народу, что все попытки заговорить будут только заглушены веселой болтовней окружающих.

— Нам нужно выходить, — говорит Трент, мягко отрывая меня от созерцания зданий, мимо которых мы проезжаем.

— Хорошо, — поднимаясь, говорю я, и мы продвигаемся вперед, чтобы выйти из автобуса на нашей остановке.

— Лили, не возражаешь, если я возьму тебя за руку? — ласково спрашивает он. Меня никто еще не держал за руку. Не когда я бодрствую. Иногда, в моих снах, мама держит меня за руку, и мы идем через поле высоких ярко-желтых цветов. Папа держит мою другую руку, и они считают до трех и поднимают меня в воздух. Маленький мальчик всегда бежит впереди нас, оглядываясь назад и хихикая.

— Я бы хотела этого, — говорю я Тренту. Когда его пальцы переплетаются с моими, я чувствую себя по-другому. Он такой теплый. Его кожа касается моей, она посылает маленькие разряды в мой позвоночник, и я чувствую, как улыбка подрагивает на моих губах.

Это так дети чувствуют себя, когда родители дотрагиваются до них? Улыбаются ли они, потому что знают, что родители хотят подержать их, обнимать и защищать? Действительно ли это то чувство, которого я была лишена все эти годы?

— Мы пришли, — говорит Трент и открывает дверь небольшой пиццерии. Запахи, доносящиеся изнутри, изумительны. Я не думаю, что когда-нибудь ощущала настолько восхитительно пикантный аромат, как тот, что исходит из печей.

— Привет, столик на двоих, — говорит Трент официанту.

Место небольшое, четырнадцать кабинок и несколько столов в центре. Официант проводит нас к кабинке, и я сажусь, когда Трент проскальзывает на сидение напротив меня.

Я озираюсь вокруг: стены окрашены синими и красными цветами и на них развешаны фотографии Италии, одну из стен украшает огромный рисунок итальянского флага, и еще множество безделушек размещены на полках по всему помещению пиццерии.

— Я никогда не бывала здесь раньше, — говорю я, оценивая причудливое окружение.

— Никогда? Это место открылось уже давно. Раньше, когда я был ребенком, то приходил сюда с родителями. И моя мама приходила сюда, когда была моложе. Она говорит, что здесь ничего не изменилось. Все то же самое. Тут есть дама, которая делает соус для пиццы, мама сказала, ей около восьмидесяти лет. Она все еще готовит его, но теперь ее дети управляют бизнесом.

— Правда? — говорю я. Поставив локоть на стол и подперев ладонью голову, я гляжу на Трента.

— Если моя мама сказала, значит, это должно быть правдой, — смеется он, и я улыбаюсь в ответ.

Я беру меню и начинаю изучать его. Оно незнакомо мне и я не знаю, что мне понравится, а что нет.

Чувствую, что кто-то стоит рядом, но мое внимание сосредоточено на меню в руках.

— Почему бы вам не сделать копию получше — так оно прослужит дольше, — говорит Трент сердитым тоном.

Мои плечи тут же напрягаются, и я застываю. Холодное прикосновение испуга окутывает мою кожу, и я узнаю этот холодный, сердитый тон. Я откидываюсь на спинку стула и опускаю голову.

— Прошу прощения, — слышу, как кто-то говорит.

Украдкой, я выглядываю поверх меню, чтобы увидеть Трента, гневно смотрящего на официанта, который стоит рядом со мной.

— Да, ты и должен, засранец.

— Трент, — шепчу я слишком напуганная, чтобы посмотреть ему в глаза.

Боковым зрением я вижу, как лицо Трента расслабляется, его челюсть смягчается, а плечи опускаются, когда он делает глубокий вдох.

— Мы будем большую «Пепперони» и две «Кока-колы», — заказывает Трент, не спрашивая меня.

— Принесу через минуту, — говорит официант, а затем уходит.

Между нами образовывается неприятная тишина. Я не знаю, что сказать. Он разозлился на того официанта без причины, и затем сделал заказ за меня. Хорошо, что он сделал заказ, потому что я понятия не имею, что хочу.

— Ты злишься на меня? — наконец он прерывает гробовую тишину.

Я качаю головой. Мне хочется спросить, почему он сказал то, что сказал, но я решаю оставаться тихой и ничего не говорить.

— Он смотрел на тебя, — отвечает Трент на мой невысказанный вопрос. — И мне это не понравилось.

— Я сожалею, — немедленно отвечаю я.

— Не беспокойся об этом, давай просто съедим нашу пиццу и насладимся фильмом, — я киваю и смотрю на Трента. Внешне он спокоен и теперь похож на того милого парня, которого я встретила на остановке по дороге домой.

— Какое кино мы будем смотреть? — спрашиваю я, пытаясь завести разговор, чтобы отвлечь его внимание от официанта, смотрящего на меня. Я знаю, мы уже говорили о фильмах, и, к счастью, он знает, что идет в кинотеатрах, потому что я понятия не имею об этом.

— Это комедия. Я видел трейлер к фильму, и он был действительно забавен. Все нормально? — он протягивает ко мне руку, чтобы взять мою ладонь, и я медленно поднимаю ее, вкладывая в его ладонь. — Это чувствуется так хорошо, — добавляет он с улыбкой.

— Да? — украдкой смотрю на Трента из-под ресниц.

— Я испытываю приятные ощущения. Мне нравится держать тебя за руку. Разве тебе это не нравится?

Тот же самый официант возвращается и ставит перед нами два высоких стакана с «Кока-колой». Я потягиваю его через трубочку — игристый, шипучий напиток забавно ощущается на моем языке. Я хихикаю, когда делаю большой глоток, и Трент смотрит на меня, слегка наклонив голову.

— Щекотно, — говорю я и отпиваю еще немного содовой.

Он хмурит свои брови и спрашивает:

— Ты раньше никогда не пила содовой?

— Я думаю, что пила. Но не помню этого. Она необычна на вкус. Но щекотная.

— Щекотная? — спрашивает он, широко улыбаясь. Я киваю и делаю еще глоток. — Не пей слишком много, ты можешь почувствовать себя не очень хорошо, — большим пальцем он поглаживает вверх-вниз мою руку.

Это отличается. Не вкус напитка, мои вкусовые рецепторы привыкли к нему. А то, что кто-то говорит то, что заставляет чувствовать себя больше, чем просто глупым и уродливым человеком, которым я и являюсь.

— Это ощущается прекрасно. Мне нравится держать тебя за руку. А тебе нравится? — снова ласково спрашивает Трент.

Его улыбка вспыхивает, неудержимо освещая лицо. Я чувствую несвойственный мне вихрь эмоций, кружащийся внутри.