Э.К. Джонстон - Убежать от зверя

— Я ценю это, — отвечаю я.

— На самом деле ничего нет? — мама достаточно восстановилась для разговора. — Я имею в виду, должно быть хоть что-то.

— Мне очень жаль, миссис Винтерс, — говорит офицер Плуммер. — Но ДНК не такое волшебное средство, как все думают. По большей части, оно очень непрочное и работает лучше в сочетании с показаниями свидетелей. Я бы посоветовала вам проконсультироваться с психотерапевтом вместе с Гермионой.

— Спасибо, что лично проехали весь этот путь, чтобы встретиться с нами, — говорит мой отец. — Я знаю, что это долгий путь.

— Это моя работа, мистер Винтерс, — отвечает Плуммер. — Я отвечу вам в любой момент, как буду нужна.

— Спасибо, — благодарит мама.

Мы вчетвером сидим, глядя друг на друга или в пол, пока офицер Плуммер закрывает за собой дверь. Через мгновение ее машина заводится, а затем она уезжает. У Полли стабильный пульс, ее грудь прижата к моей спине в кресле. Так уютно.

— Ты притихла, Гермиона, — говорит мама. — Как ты себя чувствуешь по поводу всего этого?

— Я как будто снова переживаю это, — говорю я ей. — Я имею в виду, я хочу, чтобы его поймали и наказали, но мысль о том, чтобы дать свидетельские показания и свидетельствовать о том, чего я не помню… это было бы очень страшно.

Папа кивает, и Полли позади меня расслабляется. Она все еще хочет поджечь парня на костре, но мой страх это что-то, что ей понятно.

— Я подумаю, — медленно говорю я. — Хотя я, наверное, спрошу доктора Хатта о том, есть ли более действенный путь, чтобы восстановить мои воспоминания. Гипнотерапия или еще что-то. Если он скажет, что это мошенничество, то я отброшу эту идею, но если он сможет помочь, я доверюсь ему, чтобы сделать это. А вы, ребята, конечно, будете рядом, если это будет перебором.

— Конечно, милая, — говорит мама. — Полли, ты останешься на ужин?

Меня изумляет, что она может так резко изменить свои убеждения, но мы обе по-своему справляемся с этим.

— Пожалуй, да, — говорит Полли.

— Давай поднимемся наверх, пока все не будет готово, — говорю я, и мы смываемся прежде, чем папа успевает предложить посидеть за столом.

— Мы в порядке, правда? — говорю я, как только мыс подругой остаемся в безопасности в моей комнате за закрытой дверью. — Я имею в виду, что ты не злишься, потому что я не злюсь, так?

— Да, — говорит она. — У меня нет мыслей по поводу дачи показаний. Это было бы очень отстойно, если бы твои воспоминания были бы нечеткими. Надеюсь, доктор Хатт поможет тебе восстановить какие-то полезные воспоминания.

Полли не садится. Обычно она садится на мою кровать и возится с подушкой, пока мы разговариваем. У меня их две, и мы много раз обменивались ими на протяжении ночи, шепчась между собой. Полли всегда уютно устраивалась здесь, но сейчас она стоит в углу, и я не пойму, почему. Мне это не нравится.

— В чем дело? — спрашиваю я. — О чем ты хотела поговорить со мной?

— Я пыталась подобрать хорошее время, — говорит она, в ее тоне отчаяние. Это не та Полли, которую я знаю. Она неуверенная и нервная, и это заставляет и меня чувствовать себя неуверенно. — Но затем случилось это.

— Просто скажи мне, — прошу я.

— Эйми хотела приехать проведать тебя ненадолго, — говорит она. — Она хочет увидеться с тобой. Она все еще переживает, что потеряла тебя на танцах.

— Она может приехать и проведать меня, когда бы ни захотела, ты знаешь это, — отвечаю я.

— Дело не только в этом, она также хочет приехать и проведать меня.

В этом нет смысла. Я имею в виду, нет смысла не в том, что Эйми захотела повидаться с Полли. Нет смысла в том, что Полли чувствует себя неловко по этому поводу.

— Я не понимаю, — признаюсь я.

— Ты примерно месяц не заглядывала в интернет, правильно? — говорит Полли.

— На самом деле, учитывая лагерь, два месяца, — поправляю я. — А что?

— Ну, если бы ты была на Фейсбуке, Эйми бы добавила тебя в друзья, и ты бы увидела всю переписку, которую мы вели, начиная с лагеря.

— Полли, используй уже чертовы слова, — говорю я. — Ты хороша, когда прямолинейна, а не как сейчас!

— Мы встречаемся, — выпаливает она. — Преимущественно мы сохраняли дистанцию со времен лагеря, хотя я ездила повидаться с ней на День Благодарения. И я не хочу, чтобы ты чувствовала себя так, будто я бросила тебя, как лучшую подругу, потому что ты моя лучшая подруга. Эйми просто…

Она затихает, но я не слушаю. Я могу думать только о двух вещах. Первая, что моя лучшая подруга — лесбиянка, и я была слишком эгоистичной, чтобы заметить это. Вторая — то, как я позволяла ей дотрагиваться до себя все это время, когда она хранила секреты. Это эгоистично. Это худшее, что я когда-либо делала за всю свою жизнь, но я не могу остановить это. Я оставляю ее стоять в моей комнате и бегу в ванную, закрывая дверь. А затем, несмотря на то, что обещала себе, что не буду этого делать, меня рвет прямо на пол.

У Полли всегда довольно много шпилек в волосах, поэтому у нее не занимает много времени, чтобы открыть дверь и увидеть уже вымытый пол.

— Ну, теперь я хороша в хранении секретов? — спрашивает она, присаживаясь на край ванны.

— Ты — да, — отвечаю я. — И, пожалуйста, пойми, все это не реакция на то, что ты встречаешься с девушкой. Это реакция на то, что я временами немного сумасшедшая. У меня есть психотерапевт и все такое.

— Я рада слышать это, — говорит она. — И если это поможет тебе чувствовать себя слегка получше, ты не мой типаж.

— У тебя есть типаж? — спрашиваю я, на самом деле не задумываясь об этом.

— Что, а у тебя нет? — она смеется, и я чувствую, как мир снова вращается с правильной скоростью.

— Я думала, Лео был моим типажом, — говорю я ей. — И посмотри, как это все обернулось.

— Ты и Лео всегда казались… Я не знаю, дисциплинированными, что ли?

Я фыркаю на это, и она улыбается. Приятно знать, что мы можем вот так разговаривать, и я не разваливаюсь на части.

— Все кусочки выглядели совместимыми, — признаюсь я. — Я думала, что мы будем вместе, по крайней мере, до конца школы.

— Лео думал, что вы с ним будете вместе вечно, — замечает Полли, — что и было в значительной степени твоей проблемой.

Я киваю и прислоняюсь головой к ее коленям. Некоторое время мы сидим в тишине, и это хорошо.

— Когда ты поняла, что тебе нравятся парни? — наконец спрашивает Полли. Я не отвечаю. Как минимум, потому, что не знаю, как на это ответить. — Я просто думала, что все парни, которых я знала, были идиотами, — говорит она мне. — Потом я познакомилась с Эйми.

— Ты рассказала своим родителям? — спрашиваю я. Это важно, потому что моя мама слышала шум, который я только что создала, и будет задавать вопросы на протяжении всего ужина, и, скорее всего, позвонит маме Полли, чтобы поблагодарить ее за воспитание либеральной, полезной и рациональной дочери, как только Полли выйдет за дверь.