Unknown - Miropolskiy I fb2

леуха, особенно тяжкая на противоходе, стала для крепыша полной неожиданностью. Имея дело с обычными хулиганами, Одинцов удовлетворился бы шоком от оплеухи. Но здесь рисковать не стал и несколькими мощными ударами вырубил нападавшего.

Нокаут оказался настолько быстрым и сокрушительным, что мужчина, который отнимал сумку, тоже совершил ошибку. Остолбеневший Мунин мог послужить прикрытием, но крепыш оттолкнул его, вроде бы изготовился к бою – и вдруг сунул руку за пазуху серой куртки.

Одинцов же не останавливался и оказался прямо перед мужчиной, когда тот выхватил пистолет: ни времени, ни дистанции не хватило для того, чтобы направить оружие на Одинцова и спустить курок...

....а в следующее мгновение крепыш вскрикнул, заглушая хруст своего запястья. Выкрутив пистолет в руке противника, Одинцов развернул короткий ствол ему под рёбра и стиснул кулак, чужими пальцами нажимая на спуск – раз, другой, третий...

Выстрелов не было слышно. Пистолет только глухо лязгал, выбрасывая гильзы. Крепыш выпучил глаза, длинно засипел и стал оседать на снег.

Одинцов выпутал оружие из скрюченных пальцев умирающего и обернулся. Первый боец со свёрнутой челюстью, лёжа на спине, шевельнул рукой и попытался дотянуться до поясной кобуры, которая выглянула из-под задравшейся куртки. – Эк же ты быстро очухался, – с удивлением и некоторой досадой произнёс Одинцов. Выбора не было. Он подошёл к лежащему и выстрелил ему в лоб. Пистолет снова лязгнул. – Я оглох, – услышал Одинцов за спиной голос Мунина. – Я оглох. Я сошёл с ума. Историк стоял на прежнем месте, заткнув пальцами уши и мотая головой из стороны в сторону. Злополучная сумка лежала у его ног. – Ничего, ничего, – Одинцов приговаривал себе под нос. – Не оглох и не сошёл. Погоди чуток, я быстро...

Под блуждающим взглядом Мунина он натянул перчатки и подчистую выгреб всё из карманов убитых: бумажники, запасные обоймы к пистолетам, сигареты, жвачку... Мобильные телефоны отшвырнул в сугроб, стреляные гильзы и оружие рассовал по карманам своей куртки; остальное, не разглядывая, сложил в сумку Мунина. Сноровка, с которой действовал Одинцов, выдавала немалый опыт.

Быстро закончив дело, он забросил сумку на плечо, хлопнул Мунина по спине, приводя в чувство; поймал под длинным носом историка соскользнувшие очки, нацепил их обратно, крепко взял парня за рукав повыше локтя и скомандовал:

– А теперь – бегом!

2. МАРОДЁР И РОЗЕНКРЕЙЦЕР

В народе говорят: бег не красен, да здоров.

Их спасением стали петербургские проходные дворы. Одинцов подгонял Мунина и неведомым чутьём определял дорогу. О том, чтобы выйти обратно через арку, речи быть не могло. Бежали в противоположную сторону. Из первого дворика, где на снегу остывали тела нападавших, ход вёл в следующий. Здесь через скособоченную низенькую дверь беглецы протиснулись на чёрную лестницу соседнего дома, поднялись на пол-этажа, из окна лестничной площадки шагнули на заснеженную кирпичную ограду помойки – и спустились в ещё один двор, перетекавший в точно такой же, через который выскочили на соседний тихий бульвар.

Там Одинцов ненадолго притормозил, пожалев Мунина.

– Отдышись пока. И мобильник давай. – Звонить... в полицию... будете? – сквозь кашель спросил историк. Одинцов угукнул, взял у Мунина телефон, вытащил аккумулятор и сунул себе в карман. Само собой, возвращаться к припаркованной машине тоже было нельзя – наоборот, Одинцов уводил Мунина всё дальше. На проспекте Чернышевского он остановил старенькие «жигули», втолкнул Мунина на заднее сиденье, сам сел рядом с водителем азиатского вида и велел ехать на Московский вокзал. – Ма-а-асковский ва-а-акзал, – нараспев повторил водитель и сделал чуть потише музыку, гремевшую в салоне. – Сколько денег, уважаемый? – Гони, разберёмся, – сказал Одинцов. – Поехали, иначе он вас убьёт, – подал голос Мунин и нервно хихикнул. – Шутка, – Одинцов подмигнул таксисту. – Поехали, поехали! Время дорого.

Время действительно было дорого. Мунин уже начинал отходить от шока. Раньше, чем начнётся истерика, его нужно доставить в какое-нибудь спокойное уединённое место, где Одинцов сможет задать нужные вопросы и обмозговать ситуацию.

До Московского вокзала – от силы десять минут. Пусть шофёр думает, что они опаздывают на поезд, решил Одинцов. Даже если случится чудо и преследователям удастся вычислить этого любителя громкой музыки – о пассажирах он расскажет немного: очень торопились, вышли на Лиговке, а дальше – ищи-свищи...

...потому что ни на каком поезде, конечно, Одинцов и Мунин не поехали. В привокзальной толчее Лиговского проспекта Одинцов поймал ещё одну замызганную машину и назвал сидевшему за рулём кавказцу адрес в двух кварталах от своего дома. Более подходящего места придумать так и не удалось.

Всё это заняло минут сорок – сорок пять. Вроде бы только что Одинцов хлопнул дверцей машины, выйдя за сигаретами на Кирочной, – и вот он уже распахнул дверь квартиры, кивком приглашая Мунина: заходи!

С этим жильём давным-давно помог оборотистый Варакса: тряхнул связями, провернул многоходовый обмен, ссудил деньгами, перепланировку и ремонт заставил сделать... В результате Одинцов оказался владельцем просторной трёхкомнатной хоромины в доме послевоенной постройки, где бытовал с тех пор по-армейски аккуратно и по-холостяцки незамысловато.

– Сумку верните, – потребовал Мунин, озираясь в прихожей.

До начала истерики Одинцов успел запереть замок, сбросить ботинки и повесить куртку на вешалку. Он переложил из сумки в полиэтиленовый пакет всё, что забрал у нападавших. Просмотреть документы можно позже, важнее сперва разобраться с Муниным.

– Вы мародёр и подлец, – отчеканил историк, забирая сумку. – Только мародёр и подлец может грабить мёртвых. Они же были ещё тёплые. Вы понимаете? Тёплые! Они, может быть, ещё живые были! А вы их ворочали, как мешки, и по карманам у них шарили!

– Конечно, они бы наши трупы обыскивали намного деликат

нее, – согласился Одинцов. – Раздевайся, проходи, разговор есть. Голос Мунина сорвался.

– Я с убийцами не разговариваю! Выпустите меня сейчас же! Выпустите, иначе я не знаю, что сделаю... Убийца! Мясник!

Дальше Мунин понёс какую-то сбивчивую околесицу. Одинцов не стал ждать, пока он выкричится и хоть немного придёт в себя, а кончиками пальцев коротко ткнул историка в диафрагму. Тот задохнулся и обмяк.

Одинцов вытряхнул Мунина из куртки и в ванной сунул головой под струю холодной воды. Потом наскоро вытер парню волосы махровым полотенцем, под руку довёл до гостиной и толкнул на диван. Мунин близоруко щурился и периодически издавал звук раковины, всасывающей остатки воды. Дыхание возвращалось.