Unknown - Miropolskiy I fb2

– Нам предстоит общими усилиями раскрыть тайну, – гулко звучал из колонок голос Салтаханова. – Может быть, это самая важная тайна в истории человечества. Поэтому друг от друга тайн у нас быть не должно.

– Я говорю не про личную жизнь, – уточнил он, посмотрев на Еву, – если она не связана с общей задачей. Итак, что мы имеем?

На доске Салтаханов нарисовал большой прямоугольник с буквами «КЗ» в центре, обозначающий Ковчег Завета, и принялся окружать его изображениями человечков, которые подписывал именами участников эгрегора.

– Господин Мунин, с которого, можно сказать, всё началось, – сказал он, рисуя ручки-ножки-огуречик, – обнаружил некую тайну. Даже не тайну, а её следы. Констатировал существование тайны – так, наверное, правильнее всего. Своим открытием он намеревался поделиться с орденом розенкрейцеров...

– А это здесь при чём? – удивился Арцишев.

– Для учёного вы удивительно нетерпеливы, – обернулся к нему Салтаханов. – Наш историк – адепт первой ступени ордена Розы и Креста, который много лет совершенно легально действует в России

и многих других странах мира. Думаю, гораздо бóльшим сюрпризом для вас будет то, что очаровательная слушательница вашего семинара... Можно я буду называть вас Евой?

– Можно, – сказала Ева, – это моё имя.

Она уже взяла себя в руки и решила просто впитывать информацию, чтобы заняться её анализом позже, когда будет набран достаточный массив.

– Ева тоже розенкрейцер, только гораздо более высокого ранга, – сообщил Салтаханов. – Не подскажете, какого именно? – Это не имеет значения, – американка посмотрела на профессора, который чуть отстранился на скамье и буравил её взглядом. – Что-то не так? Арцишев кашлянул в кулак: – Гм... Видите ли... Нет, всё так, просто мне в голову не могло прийти... Всё в порядке, простите. – Так вот, – продолжал Салтаханов, – господин Мунин определил двенадцать сфер, в которых обнаружил сходство между действиями трёх российских монархов – Ивана Грозного, Петра Первого и Павла Первого. – Просто Павла, – сказал Мунин. – Если бы на престол взошёл новый Павел, этот стал бы первым, а тот вторым. Но Павел был единственным императором с таким именем. Поэтому он – просто Павел. – Не вижу смысла спорить, – согласился Салтаханов. – Главное, ваши выводы гласили, что все трое действовали в рамках единой программы. И выполняли её примерно с середины шестнадцатого века до начала девятнадцатого – то есть от начала царствования Ивана Четвёртого до убийства Павла... единственного. Вы проделали колоссальную работу, честь вам и хвала. Однако ни о содержании программы, ни о том, кто её составил и сообщил всем троим, в исследовании не сказано. Вы поправляйте меня, если я ошибаюсь. – Не сказано, потому что у меня была другая задача, – насупился Мунин. – И я эту задачу решил. Салтаханов простучал мелом по доске и связал пунктирной линией потешного человечка, который изображал Мунина, с прямоугольником в центре. – Я нарисовал пунктир, потому что прямой связи между исследованием и Ковчегом Завета пока не видно, – пояснил он. – Однако есть основания считать, что такая связь существует, и мы об этом ещё поговорим. Салтаханов снова обратился к Еве: – Ваш приезд на семинар профессора удачно совпал с окончанием работы Мунина. По просьбе руководителей ордена вы проанализировали материалы исследования. Не фактическую составляющую, а логику и внутренние взаимосвязи. Вам удалось подтвердить существование признаков системы, общей для Ивана, Петра и Павла. Вы сформулировали направления, в которых действовали эти трое.

Псурцев морщился от скрипа мела по доске, который доносился из колонок, пока Салтаханов увлечённо рисовал Еву. Схематичный человечек получился похожим на Мунина, но на лице красовалась улыбка, на голове – кудрявая копна волос и ноги были заметно длиннее. «Запал на бабу, – констатировал Псурцев. – Оно и понятно». Для генерала вызывающая красота Евы тоже оказалась неожиданной и мешала воспринимать американку беспристрастно.

Салтаханов провёл линию, соединив человечка-Еву с человечкомМуниным. Ещё одним пунктиром он связал Еву с Ковчегом и снова сделал оговорку: непосредственной связи пока нет, но... – Что же касается господина Арцишева, то здесь никаких сомнений, – сказал Салтаханов, уверенно провёл две жирные линии от нового схематичного человечка: одну – к Еве, другую – к Ковчегу – и пояснил: – Ева приехала на семинар профессора, а сам он давно и обстоятельно исследует Ковчег Завета. Даже книжку написал, в которой рассматриваются различные версии – что это за устройство такое. – Три книжки, – поправил профессор, – и ещё статей с десяток по меньшей мере. Дело в том, что Ковчег надо рассматривать именно как высокотехнологичное устройство, в отрыве от мистики, которую наворотили вокруг него религиозные деятели. Тогда становится очевидным, что... – Пожалуйста, – взмолился Салтаханов, – давайте сперва разберёмся с членами команды! Завтра встанем пораньше и начнём день с вашей лекции. Нет сомнений, что из всех присутствующих вы наиболее полно и разносторонне знакомы с предметом, который нам

предстоит отыскать. Наверняка одной лекции будет мало, и мы с благодарностью воспользуемся вашими знаниями. Но сейчас уже поздно, все устали, всем надо выспаться...

И правда, Ева с трудом подавляла зевоту – её клонило в сон. Мунин тоже клевал носом. Профессор снял очки и тыльной стороной кисти промокнул глаза. – Наконец господин Одинцов, – сказал Салтаханов, и его стараниями на доске со скрипом появился здоровенный человечище. – Не в обиду будь сказано всем остальным, лично для меня это пока самый интересный и загадочный член команды. Судите сами. Совершенно случайно Одинцов оказывается сотрудником того же учреждения, где работает Мунин... Салтаханов начертил линию между изображениями обоих. – ...совершенно случайно они знакомятся, совершенно случайно встречаются с Евой, – меловая черта потянулась от Одинцова к Еве, – и совершенно случайно мы вызволяем их из плена, где они тоже оказались вместе.

– Это Вараксе надо спасибо сказать, – улучил момент Одинцов. – Он Мунина прихватил, когда ваши ребята папку отнимали. Укокошил ребят, собрался залечь на дно и попросил присмотреть за парнем. В общем, он мне вроде как от Вараксы по наследству достался. Да, наука?

После очередного толчка локтем задрёмывающий Мунин кивнул и шмыгнул носом, покрасневшим от слёз. Одинцов надеялся, что историк понял смысл сказанного.

– Кто такой Варакса? – спросил профессор и неожиданно зевнул. – Простите...

– Это оч-ч-чень интересный приятель Одинцова, – ответил Салтаханов. – Можно сказать, сообщник. Он, к сожалению, погиб вчера... гм... в результате несчастного случая. И Одинцову теперь придётся отдуваться за двоих. Потому что наш с вами базовый постулат звучит так: случайностей не бывает! Я сказал, что всё началось с работы Мунина. А на самом деле всё началось намного раньше, когда Одинцов и Варакса привезли Ковчег Завета в Россию.