Unknown - Miropolskiy I fb2

Одинцов тяжело посмотрел на Салтаханова, и тот поспешил уйти от щекотливой темы:

– Вы прибыли на базу и ящики выгрузили на склад. Дальше. – Дальше Вараксу перевели в госпиталь на берегу. Он очухался и стал связываться со своим начальством. А я улетел в Ленинград. В отчёте про Вараксу не упоминал – это не имело отношения к заданию. То, что ещё один из группы числился вернувшимся, списали на путаницу. Я получил орден и майорские звёзды. Потом Варакса меня нашёл и попросил оформить доверенность на его имя, чтобы он мог забрать ящики. Тогда я узнал, как его зовут на самом деле. Сделали доверенность и попрощались. Всё. – Как – всё?! Вы же дружили двадцать пять лет! – После Эфиопии мы не виделись три года с лишним. Я пошёл в отпуск, назначение кое-какое должен был получить, жениться собирался... А меня вдруг взяли – и посадили. – В тюрьму? – Ева оторвалась от блокнота и распахнула на Одинцова огромные синие глаза. – В тюрьму. Потом в августе случился путч, потом страна вообще с ума сошла, в декабре Союз окончательно развалился, и про меня все забыли. Все, кроме Вараксы. Года через полтора он меня нашёл в зоне, ещё через полтора сумел вытащить. – Всего три года... То есть срок был больше? – спросил Арцишев. – Больше, – подтвердил Одинцов. – Хороший был срок. От всей души. – За что? – Ева надулась, когда Одинцов с усмешкой ответил: – Улицу перешёл в неположенном месте.

– А Варакса, значит, вас отблагодарил? Вы же ему жизнь спасли, – сказал Мунин.

– Причём два разá! – Одинцов показал два пальца и, не меняя ёрнического тона, обратился к Салтаханову:

– Начальник! Обедать пора. Кстати, где тут у вас курят?

51. КОНВЕРГЕНТНЫЙ КНИЖНИК

Во второй половине дня Жюстина уже не сомневалась: Лев Книжник – именно тот, кто ей нужен.

Жюстина в азарте покусывала губы, листая досье на учёного, которое удалось быстро собрать. Масштаб личности, широчайшая сфера интересов, обилие научных трудов, непростая биография и даже преклонный возраст роднили россиянина с её кумиром Леви-Строссом.

Книжник оказался несколькими годами старше самого Вейнтрауба. Перед Второй мировой войной он поступил в Ленинградский университет и учился сразу на историка и филолога. Студентом пробыл недолго: русские во Второй мировой выделяют собственную войну – они называют её Великой Отечественной, которую Книжник прошёл почти от начала до самого конца. Вырвался из блокадного Ленинграда, воевал офицером, был трижды ранен, собрал богатый урожай наград... После победы вернулся к учёбе, с отличием окончил исторический факультет и стал археологом. Защитить дипломную работу по филологии Книжнику не дали, однако любимую науку он не оставлял вниманием всю жизнь.

Как и многие советские учёные того поколения, Книжник сидел в тюрьме. Первую отсидку органы госбезопасности устроили на волне послевоенных репрессий, поэтому блестящий студент остался без второго диплома. Потом, уже в зрелом возрасте, он сел снова – стараниями КГБ, который боролся с инакомыслием в науке.

Жюстина слышала, что у русских это называлось стилистическими разногласиями с советской властью. Книжник утверждал: археология – не часть истории и не параллельная история, вооружённая

лопатой. Он считал её дисциплиной, изучающей источники, и приравнивал к криминалистике.

Жюстину с её образованием и опытом работы в судебной полиции очень устраивал такой подход. Книжник чётко отделял археологию, которая должна выяснять, что, когда, где и как происходило, от собственно истории, раскрывающей причины событий. Он считал, что археологи боятся утратить престиж профессии и пытаются участвовать в конструировании истории. Однако в действительности их задача – не конструирование, а реконструкция прошлого на основании найденных артефактов.

Так в лаборатории криминалист исследует пулю – в каких условиях, из какого оружия и когда она была выпущена, какие повреждения могла причинить... Он достоверно и бесстрастно восстанавливает картину события, а кто и почему стрелял, ему знать не надо – это обеспечивает объективность выводов. Однако с точки зрения коммунистического режима наука должна была обслуживать политику и подвёрстывать археологические находки под заранее поставленную цель: доказывать то, что нужно власти. Это стилистическое разногласие обошлось Книжнику в общей сложности почти в десять лет лагерей, и ещё больше десяти лет на свободе он оставался без постоянной работы.

Даже в такой ситуации учёный не падал духом – и дождался-таки: сначала извинений сквозь зубы в конце восьмидесятых, а потом и возвращения всех регалий в девяностых. Только время, драгоценное время было упущено. И всё же Книжник, несмотря на возраст, продолжал трудиться, получил возможность снова преподавать в России и читать лекции за рубежом...

В последние годы он постепенно сбавлял обороты – проблем со здоровьем становилось всё больше. Теперь старик не выезжал за пределы Петербурга, однако продолжал исследования, писал статьи, встречался со студентами и учёными – то есть жил насыщенной жизнью на зависть многим коллегам. Это тоже очень устраивало Жюстину: устав Интерпола позволял советнику выполнять свои обязанности дистанционно, а Книжник был нужен ей именно в Петербурге – и уж никак не в Лионе.

Жюстина листала страницу за страницей. Учёный развивал в студентах навыки самостоятельного мышления и для этого придумал проблемные семинары . Их участники получали не стандартные упражнения, а настоящие исследовательские задания – сложные, но вполне посильные, по мнению Книжника. По результатам исследований проводились конференции и публиковались научные статьи; особенно удачные работы ложились в основу диссертаций вчерашних студентов. К тому же в семинарах участвовали и маститые учёные, и талантливые школьники – так обеспечивалась преемственность.

Жюстина позавидовала, вспомнив свои университетские годы, и закрыла досье. Помимо криминалистического подхода Книжника к исследованиям, его безграничной эрудиции и безупречного авторитета в мире науки, особенно радовал принцип конвергентности, на котором учёный строил свою работу и которому учил своих последователей.

Конвергентность требует использовать все имеющиеся данные, все теории, все методы и сводить результаты в одну точку, с разных сторон приходя к решению задачи. Главное при этом – не пытаться подогнать решение под готовый ответ, не опровергать и не доказывать заранее намеченную позицию, не отказываться от тех или иных неудобных данных, но с помощью всего массива информации искать ответ на поставленные вопросы. Принцип конвергентности гарантирует объективность.