Брендон Сандерсон - Архив Буресвета. Книга 1 : Путь королей

— Я хочу перестать выплачивать свой рабский долг, — добавил Каладин. — Сколько платят мостовикам?

— Две светмарки в день, — мрачно ответил Газ, потирая шею.

Значит, раб получает половину. Одну бриллиантовую марку. Смехотворная сумма, но даже она понадобится. Ему также надо будет как-то удержать Газа.

— Я начну забирать жалованье, — сказал Каладин, — но ты получишь одну марку из пяти.

Газ вздрогнул и уставился на него сквозь полумрак.

— За старания, — уточнил мостовик.

— Какие еще старания?

Каладин шагнул к нему:

— Старания, во имя Преисподней, держаться от меня подальше. Ясно?

Газ снова кивнул. Каладин ушел. Он ненавидел тратить деньги на взятки, но Газу требовалось настойчивое, постоянное напоминание о том, почему Каладина нельзя убивать. Одна марка раз в пять дней не такое уж серьезное напоминание... но для человека, который­ рисковал, выбираясь наружу во время Великой бури, чтобы защитить свои сферы, ее может оказаться достаточно.

Каладин вернулся к маленькой казарме Четвертого моста, распахнул толстую деревянную дверь. Люди сидели и лежали внутри, съежившись, как и было перед его уходом. Но что-то изменилось. Неужели они всегда выглядели такими жалкими?

Да. Именно такими. Это Каладин стал другим, а не они. Он чувствовал себя странно, как будто позволил себе забыть — пусть и не целиком — последние девять месяцев. Он словно оглянулся во времени, изучая того человека, которым был. Человека, который продолжал бы бороться, и у него это неплохо получалось.

Он не станет прежним — шрамы не стереть, — зато будет ­учиться у себя прежнего, как новый капитан отряда учится у по­бедоносных генералов прошлого. Каладин Благословленный Бурей умер, но Каладин Мостовик был той же крови и подавал на­дежды.

Он подошел к первой жалкой фигуре. Человек не спал — разве можно спать во время Великой бури? Мостовик съежился, когда юноша присел рядом.

— Как тебя зовут? — спросил Каладин, и Сил, подлетев к лицу мужчины, принялась его изучать. Тот ее не видел.

Этот мостовик выглядел старше Каладина, с отвислыми щеками,­ карими глазами, коротко остриженными седыми волосами и короткой бородой. Рабского клейма у него не было.

— Твое имя? — снова спросил Каладин.

— Иди ты в бурю, — пробормотал мостовик и перевернулся на другой бок.

Каладин поколебался, потом наклонился ближе и тихо прого­ворил:

— Послушай, друг. Ты можешь назваться, или я буду продолжать тебе докучать. Отказывайся — и я выволоку тебя под дождь и подвешу над ущельем за ногу. Будешь висеть, пока не скажешь мне свое имя.

Мостовик бросил на него косой взгляд. Каладин медленно кивнул, глядя человеку прямо в глаза.

— Тефт, — наконец сказал тот. — Меня зовут Тефт.

— Это было нетрудно. — Парень протянул руку. — Я Каладин. Твой старшина.

Мостовик помедлил, потом растерянно пожал руку. Каладин смутно припоминал этого человека. Он был в расчете довольно дол­го — по меньшей мере несколько недель. Его перевели из другого расчета. Одним из наказаний для мостовиков, которые совершили какие-то проступки, был перевод в Четвертый мост.

— Отдохни, — сказал Каладин, отпуская руку Тефта. — Завтра у нас будет тяжелый день.

— Откуда ты знаешь? — спросил Тефт, потирая бороду.

— Потому что мы мостовики. — Каладин встал. — У нас каждый день тяжелый.

Тефт помедлил, потом вяло улыбнулся:

— Келек свидетель, так и есть.

Новый старшина оставил его в покое и стал продвигаться от одной съежившейся фигуры к другой. Он подходил ко всем и уговорами или угрозами выведал их имена. Мостовики сопротивлялись. Как будто имя — последнее, что им принадлежало, и его нельзя отдавать задешево. Хотя несчастные и удивлялись — даже воодушевлялись — из-за того, что кого-то это заинтересовало.

Он хватался за эти имена, мысленно повторял, держал их, точно драгоценные самосветы. Имена имели значение. Люди имели значение. Возможно, Каладин погибнет в следующем забеге с мостом или, быть может, не выдержит такого груза и Амарам вновь победит. Он устроился на земле, обдумывая план, и вдруг почувствовал, как внутри горит все тот же ровный теплый огонек.

Его согревали принятые решения и цель. Его согревала ответственность.

Сил приземлилась на ногу Каладина, шепча имена мостовиков. Она выглядела воодушевленной. Сияющей. Счастливой. Новый старшина ничего подобного не чувствовал. Он кутался в ответствен­ность, которую принял, — ответственность за этих людей. Держался за нее, как держатся за последний каменный выступ, повиснув над пропастью.

Он должен придумать, как их защитить.

Ишикк шлепал по воде на встречу со странными чужаками, тихонько насвистывая себе под нос, а шест с ведрами лежал у него на плечах. Он был в озерных сандалиях и штанах до колен. Без рубашки. Упаси? Нуу Ралик! Настоящий чистозерец никогда не покрывает плеч, если солнце светит. Без солнечного света, согреваю­щего тело, и заболеть недолго.

Он насвистывал, но не потому, что день был приятным. Строго говоря, Нуу Ралик даровал почти ужасный день. В ведрах Ишикка плавали только пять рыб, и четыре из них — самых непритязательных и частых разновидностей. Приливы неправильные, как будто само Чистозеро рассердилось. Приближались плохие дни; это точно, как солнце и прилив, да-да.

Чистозеро простиралось во все стороны, на сотни миль, и его блестящая гладь была совершенно прозрачной. В самой глубокой части от мерцающей поверхности до дна не больше шести футов, а в других местах теплая и ленивая вода достигала примерно середины бедра. Здесь обитали маленькие рыбы, разноцветные кремлецы и похожие на угрей речные спрены.

Чистозеро — сама жизнь. Однажды на эту землю посягнул ­король. Села-Талес — так называлась его страна, одно из Древних королевств. Что ж, называть ту страну могли как угодно, но Нуу Ралик ведал — природные границы куда важнее границ, что устанавливают народы. Ишикк был чистозерцем. В первую и главную оче­редь. Прилив и солнце соврать не дадут.

Он уверенно шел вброд, хоть дно иной раз бывало неровным и опасным. Приятная теплая вода колыхалась ниже колен, Ишикк шагал почти без всплесков. Он знал, как двигаться медленно, следя за тем, чтобы не наступить на шипогрива или острый каменный выступ.

Впереди зеркальное совершенство нарушала деревня Фу Абра — скопище домов, ютившихся на подводных каменных плитах. Округ­лые крыши делали их похожими на камнепочки, что вылезали из земли. На много миль вокруг ничто иное не возвышалось над поверхностью Чистозера.