Галина Чередий - Демон и Мадонна

В этот момент Мадонна вышла из ванной, обернутая полотенцем, и замерла, глядя на него, стоящего в одних боксерах посреди номера. При виде её ещё влажных обнаженных плеч и жалкого полотенца, скрывающего от него так давно желанное тело, Дмитрий ощутил возбуждение такой силы, что захотелось закричать. Мгновенная эрекция пронзила мучительной болью его пах. Взгляд Мадонны скользнул по его груди и торсу и опустился к очевидному подтверждению его желания. При виде того, как вздрогнули её ноздри и слегка приоткрылись губы, у него вылетели последние связные мысли из головы, оставляя только безумный голод.

Дмитрий метнулся к Мадонне так быстро, как будто она могла исчезнуть, как видение. Сдернув полотенце, он прижал её тело к своему так сильно, что у неё вырвался сдавленный жалобный всхлип. Но тормоза уже отказали и он, схватив её, как хищник добычу, понёс к кровати. Если бы сейчас кто-то осмелился встать на его пути, он бы убил, не задумываясь. Прижал её мягкое, такое открытое для него тело к матрасу. Он не мог сдержать стонов, дорвавшись, наконец, до её кожи. Он поглощал её вкус и мягкость жадно, оставляя следы на нежной коже, словно ставя клеймо собственника. Его руки, как голодные неистовые звери, метались по её телу, сжимая и лаская, словно боясь, что это божественное тело вдруг исчезнет.

Дмитрий бесстыдно терся о её живот своей уже готовой взорваться плотью, не прося, а практически требуя, вымогая. Жадно втянув её сосок, он слегка сжал его зубами, заставляя её тело выгнуться навстречу с отчаянным стоном. Собственное тело уже трясло и пылало, как в лихорадке. Дмитрий повторил пытку со вторым соском, не зная, кого мучает больше: себя или Маню. Её хриплый стон ещё не затих, когда он впился в её губы, ловя судорожное дыхание.

– Скажи, что ты хочешь этого так же сильно, как я, – прохрипел он. – Скажи, что не пожалеешь об этом завтра.

Руки Мадонны скользнули на его ягодицы и резко потянули вниз его боксеры – последнюю преграду между ними. С глухим рычанием он помог ей избавиться от них и резким жестом собственника развел её бедра, открывая себе путь в рай.

– Скажи! – его голос стал угрожающим рыком умирающего от голода зверя. – Скажи мне, что теперь моя!

Глаза Мадонны распахнулись, и она резко приподняла бедра ему навстречу.

– Ещё нет! – прошептала она, дразня, бросая вызов зверю.

И это было последней каплей в безумном потоке, смывшем весь налет разума и цивилизованности в нем. Волна дикого вожделения снесла все запреты и мысли. Голод: жестокий и первобытный толкнул его бедра вперед, ворвавшись наконец в её тугое раскаленное естество. Маня закричала, выгибаясь и судорожно сжимая его внутри. Замерев лишь на несколько секунд, чтобы впитать в себя её первый оргазм, Дмитрий ловил жадным взглядом отражение наслаждения на её лице. Опершись на руки, он удерживал своё мощное тело над её хрупким, желая видеть всё, не упустить ни одного вздоха или мимолетной сладкой судороги, сотрясавшей сейчас тело любимой женщины.

– Открой глаза! – потребовал он и сделал первое медленное тягучее движение.

Ресницы Мани дрогнули, и глаза распахнулись, огромные и подернутые поволокой страсти.

– Смотри на меня, – хрипел Дмитрий, ускоряя темп мощных первобытных движений.

Маня стонала и дрожала, выгибаясь, ловя его все ускоряющийся ритм. Её широко распахнутые глаза метались от его напряженного лица к мощному сокращающемуся прессу. Вдруг она подняла голову, желая увидеть место соединения их тел, и судорога жестокого удовольствия пронзила тело Дмитрия. Он перенес вес на одну руку и, обхватив её затылок, сам приподнял её голову. Ему хотелось, чтобы она на это смотрела.

– Смотри, любимая, смотри, это я здесь, – хрипел он, сорвавшись в бешеный темп от ощущения ее взгляда. – Теперь только я буду здесь, в тебе, всегда! Моя, ты моя!

Маня выгнулась, срывая голос в хриплом крике, и сжала его внутри так сильно, что его собственный крик удовольствия слился, переплетаясь, с её, так же, как их тела и души в этот момент сплелись, врастая, впаиваясь друг в друга.

Силы покинули его тело. Он смог только переместиться и лечь на бок, чтобы не раздавить Маню, но прижимая крепко её к себе и оставляя их тела соединенными. А потом они молча лежали в тишине и темноте номера и Дмитрия постепенно накрывало осознание того, что только что впервые в жизни он занимался любовью. Не просто сексом, призванным удовлетворить и насытить потребности тела. То, что произошло только что между ним и Маней, было совсем другим. Эта близость взорвала его мозг, начисто выметая весь прежний опыт и память о других. Это было так, как будто никогда раньше и не было по-настоящему и как мужчина он родился только что в объятьях именно этой женщины. Дмитрий прижал Маню еще крепче, осознавая, что она теперь – главное, что есть в его жизни, потому что она и есть эта жизнь и, потеряв её, он просто сдохнет. Это было так неизбежно и так правильно.

– Дим, ты задушишь меня, – жалобно сказала Маня.

– М-м-м-м? Прости, я задумался. – Дмитрий ослабил хватку, понимая, что действительно сжал её так, будто она собиралась исчезнуть.

– Мы, наверное, ведем себя, как эгоисты. Лейла Олеговна там, в больнице, а мы с тобой… тут, как озабоченные. – Кажется, страсть отступила, и Маню начинали мучить сомнения.

– Мань, посмотри на меня. – Дмитрий чуть отстранился. – Никаких сожалений, слышишь? Если бы не наша дурацкая встреча и не тупое упрямство, мы уже давно должны были быть вместе. Это было просто неизбежно. И теперь, когда это, наконец, случилось, я хочу, чтобы ты знала, что это надолго. Слышишь, Маня? Жизнь – странная штука и поступает с нами по-разному. Но ты должна знать, что я не отпущу тебя по собственной воле, никогда не отпущу. Я понимаю, что невыносим и характер у меня не сахар, и могу сделать что-нибудь, что оттолкнёт тебя. Но все равно я буду стремиться исправить все. Ты веришь мне?

– Дим, ты прав: жизнь такая странная и длинная… И ты привык быть свободным. Не стоит зарекаться и загонять себя в рамки. Что бы ни было, я рада что это случилось между нами. Как там будет дальше – не знаю, но этого у нас уже не отнимешь. Но, если поймёшь, что ошибся – держать не буду, отпущу, – тихо ответила Маня.

Дмитрий резко приподнялся и, обхватив её лицо, впился в распухшие губы жадным собственническим поцелуем.

– А я – нет! Даже не мечтай! Не отпущу, не отдам другому, не видать тебе больше свободы! Горло перегрызу любому, кто посягнёт на тебя, слышишь? – прорычал он ей в лицо. – Ты теперь моя, моей и останешься!

Маня улыбалась ему такой счастливой и искушающей улыбкой, что он почувствовал, что тело снова напрягается, наполняясь жаждой, которую не утолил первый глоток.