Наталия Сухинина - Куда пропали снегири?

- Я в прошлый раз привезла водички домой да и вы­пила её всю быстро. И компоты стоят в холодильнике, и соков наделала, а вкуснее евфросиньюшкиной во­дички всё равно нет, - поделилась Тамара Михайлов­на Норкина.

Предсказала старица: после её смерти на месте по­гребения будет стоять обитель. Стоит. Свято-Казанс­кий женский монастырь. Пока небольшой, правда. Все­го три монахини и три послушницы подвизаются там. Службы совершаются по выходным и праздникам, ма­тушку, старшую монахиню, которая за настоятельни­цу, зовут... Евфросиния. Матушка Евфросиния верой и правдой служит блаженной старице Евфросинии и рас­сказала мне много удивительных современных историй исцелений по молитвам блаженной старицы.

- Приезжала женщина с пятилетним мальчиком. Когда? Да месяца два назад, не больше. Мальчик-то слепой. Приложился к могилке Евфросинии, мама приложилась, просили, очень просили. Потом на ис­точник я их повела. И - прозрел мальчик! Не отказала Евфросиния. А бесноватые люди, несчастные! И их не забывает святая старица.

Чудеса-то, они здесь, у гроба, постоянно соверша­ются.

Прозревший ребёнок, освободившаяся от одержи­мости женщина... сколько человек утешила и исцели­ла старица, напоив из источника и окатив святой во­дицей. Когда беседовали с матушкой Евфросинией в монастырском храме, подошёл к ней мальчик. В красной курточке, худенький. «Куда поставить свечку за папу? Папа у меня умер». Матушка подхва­тилась, подвела мальчика к могилке блаженной: «По­молись». Потом показала куда свечку поставить. У ис­точника я увидела знакомую красную курточку. Мальчик набирал воду в пластмассовые бутылки - од­ну, две, три...

- Не многовато тебе будет?

- А я с мамой, с сестрами, не один. Знакомимся. Оказывается, семейный детский дом.

У Нины Всеволодовны Першиковой пять своих детей и шесть приёмных. Десять лет уже их семейному дет­скому дому, что в деревне Сенево под Алексиным. Живут, как и все, нелегко, но не унывают, корова есть, поросята, куры. «А уж собаки да коты, это само собой, это для детей обязательно». Недавно умер муж - Виктор. Я вспоминаю, как молился у могилки Евфросиии в храме Петя за своего усопшего папу и становится на душе спокойно. Евфросиния ведь помо­гает страждущим и сейчас. Так разве не поможет большой русской семье, оставшейся без кормильца и без отцовского попечения?

- Мы сюда очень любим приезжать. Вот, водички набрали, в храм зашли, помолились. Хорошо здесь. Покой, благодать. Святое место.

А это что такое? Небольшого роста мужичок чир­кает спичкой, с удовольствием затягивается, это у свя­того-то источника.

- Нельзя здесь курить, - говорю, - источник свя­той, здесь с молитвой надо.

Смотрит непонимающе.

- Вы знаете про святую Евфросинию?

- Да вроде верующая была. Мне-то без разницы, я сюда за водой прихожу. Вода уж больно хороша. Я, как выходной, на санки канистру и к источнику. Кило­метра три до моего дома, не больше.

Да, многие местные жители приходят сюда просто за водой, не зная, что это за родник такой, не ведая ничего об удивительной жизни княжны Вяземской, блаженной Евфросинии. Но и их принимает старица и к ним обращает свои ласковые слова, написанные на плите перед колодцем: «Берите воду из моего колодца и будете здоровы».

А верующие читают здесь, у источника, акафисты, купаются с надеждой и верой, молчат. Тихо постоять у святого источника - это непременно. И попросить в молитве своей уединённой...

О многих чудесах не узнает матушка Евфросиния и не запишет их в свою книгу чудес. Потому что не расскажут о них люди. О них будут знать только двое: молящийся человек и блаженная старица. Гос­подь благословит их тайну, тайну колюпановского источника. Но зато вопиющие чудеса будут переда­ваться по цепочке по всей нашей святой Руси. Маль­чик прозрел, всего два месяца назад, бесноватая исцелилась. Матушка Евфросиния зовёт всех жела­ющих:

- Приезжайте. До Алексина доехать, а там и пеш­ком можно. А если машиной, то через Алексин к сов­хозу Авангард, а там указатель - святой источник.

Её жизнь была беззаботной, благополучной, блиста­тельной. Она променяла её на трудную, подвижничес­кую, не досягаемую для нас жизнь в юродстве Христа ради. Великий подвиг, который не вместить в сердце, не осознать умом. Но - не стало княжны Вяземской и ни­чего не изменилось в придворной жизни. Те же балы, те же интриги, те же блистательные карьеры и унизитель­ные падения. Но - появилась юродивая, жившая в душ­ной, вонючей хижине, спавшая на полу с собаками («я хуже собак»). А ещё, когда говорили, что у неё в хижи­не нестерпимая вонь, она улыбалась и говорила: «Это мне вместо духов, уж больно я духи любила».

Она оставила нам свою непостижимую жизнь, перед которой содрогается сердце и затихает, едва почувство­вав, едва осознав в себе её приоткрывшийся особый смысл. Она оставила свою могилку, к которой можно припасть, и просить, и молиться, и плакать, не таясь и не стыдясь слёз. Она оставила источник, на который зовёт и обещает исцеления. Богатая княжна Вяземская не смогла бы оставить нам такого богатого наследства.

ДЕТСКАЯ ДУША ДЕТСКОГО ДОКТОРА

Они стояли у дверей ещё закрытой амбулатории, тесно прижавшись друг к другу. Женщина с опухшим от слёз лицом и мужчина с напря­жённым, остановившимся взглядом. На руках у муж­чины завёрнутый в байковое одеяло ребёнок, притих­ший, перепуганный.

- Доктор, - женщина бросилась к Сергею Владими­ровичу, - доктор, помогите, беда у нас... - и заплакала.

- Оля, помолчи, я расскажу, - мужчина взял ини­циативу в свои руки. - Вчера вечером всё было нор­мально. Дениска играл, поужинал, заснул быстро. А утром стали будить его в сад, а он на ножки не вста­ёт, падает...

Полиомиелит? Похоже. Доктор ещё звенел амбулаторскими ключами, а уже взвешивал все «за» и «про­тив». По вымытому с вечера коридору - в маленький кабинетик с одним окошком.

- Разверните ребёнка... Так, Денис, говоришь? - сейчас главное расположить его и незаметно ощупать ножки. - Ты, Денис, когда вырастешь, кем решил стать? Так... Что молчишь? Думаешь, я кому-нибудь расскажу? Нет, брат, обещаю, никому ни слова. Та-ак. Хорошо...

- Военным буду, - сказал Дениска, да так бодро, будто и не его принесли сейчас в одеяле.

- Военным - это, конечно, хорошо. Но ведь воен­ные видел, как маршируют - раз-два, раз-два. Так маршировать надо уметь, а ты в одеяле, на папиных руках...

- А я умею маршировать! - почти выкрикнул Де­ниска и вдруг спросил: - Показать?

Мальчик спустил на пол ножки в голубых колгот­ках, легонько спрыгнул с кушетки и... пошёл бравым шагом к стеклянному шкафу с инструментами. Потом резко развернулся, отчеканил несколько шагов обрат­но и, довольный произведённым эффектом, сел на краешек кушетки, где сиротливо распласталось клет­чатое байковое одеяло.