Наталия Сухинина - Куда пропали снегири?

- Его нет в живых. Я не могу молиться о нём, как о живом. Что-то мешает.

Нищета, безденежье. Она вкусила этих благ с лих­вой, одна, с тремя маленькими детьми. Рано утром, когда дети ещё спят, она идёт к заводской проход­ной... продавать семечки. Спешащие на смену рабочие не отказывают себе в грошовом удовольствии купить один-два стаканчика. А ей - привар.

- Неужели можно заработать на продаже семе­чек? - спрашиваю у Лены.

Она опускает глаза, Людмила, как всегда, её выру­чает:

- На батон хлеба заработать можно.

А ещё Лена сшивает кусочки меха, одна шкурка -три рубля. Женя и Павлик ей уже помощники, а Лиза ещё нет, маленькая.

«Чем глубже скорбь...» Опять вспомнила я, и опять свербит мысль: а дальше как, как дальше? Вечером, когда смена заканчивается, Лена опять бежит с семеч­ками к проходной. Вот и ещё одна буханка хлеба. На­до ли говорить, что жить так - мука. Буханка к бухан­ке складывая свой капитал, можно разве что насушить мешок сухарей, да и то вряд ли. Сгрызутся эти сухари­ки в один присест молодыми зубками Жени, Павлика и Лизы. Но Лена не согласна со мной. Лена говорит:

- Нам много не надо... Люда вторит ей:

- Нам много не надо.

А что знаю я про Люду? Кроме того, что верная подруга, готовая вместо Лены рассказывать про её страшную жизнь, дабы лишний раз не травмировать её сердце.

- Люда, прошу, расскажите и про себя немного. У вас тоже трое детей. Я видела самого младшего, Славика.

- Вам понравился мой Славик?

- Очень. Красивый мальчик.

Люда смотрит на меня благодарно. И вдруг! Вдруг в тишине вечернего покоя слышу:

- Знаете, как родился Славик? Меня, меня... изна­силовали.

Теперь уже Лена бросается в омут спасать подру­гу:

- Говорят, что таких детей не любят, от них хотят избавиться. А Люда, она оставила ребёнка. Родные ругали её, проклинали, а она... сильная.

Сильная Люда незаметно смахнула слезу. Но слезу нельзя смахнуть незаметно. Алёша, Андрей, Славик. Её богатство, её капитал, сколоченный в боях за мате­ринское счастье. Три сына.

- А девочку хотелось?

- Были и девочки...

Её муж вернулся с афганской войны. Рядом с ней он оттаял, а потом замкнулся, стал подозрительным, жестоким. Иногда говорил:

- Хочу крови, хочу бить, бить, убивать!

Она боялась его и - жалела его. А он, он жалости не ведал. Ей сказали: «Ждите двойню». Он не пустил её в больницу, родила дома. Двух махоньких, недоно­шенных девочек. Положила рядышком, отлежавшись, пошла в больницу.

- Он сжёг девочек в печке...

Эти слова произнесла Лена. Я помню, как зашлось у меня от боли сердце и рука судорожно стала искать в сумке валидол. А ещё помню, как сама Люда посмот­рела на меня виновато и с жалостью:

- Простите. Вам так тяжело об этом слушать.

Тяжело слушать! А пережить это?! Какими таки­ми неведомыми заслонами можно было оградить со всех сторон сердце, чтобы оно не разорвалось на кусочки от кошмара содеянного? У неё уже было к тому времени два сына - Алёша и Андрей. Она де­лает свой выбор. Выбирает детей, одиночество и ни­щету.

- Тоже продаёте семечки?

- Нет, - улыбается она. - Семечки - бизнес Лены, мой - стиральные порошки.

Они и познакомились на рынке. Две многодетные мамы, в одиночку поднимающие своих детей. Пока в одиночку, до знакомства. Людины дети, бывало, те­ряли сознание от голода. Утром, просыпаясь, она больше всего боялась войти на кухню. Там было пус­то. А ночью, отвернувшись к стене, она молила Бога, чтобы помог ей накормить трёх маленьких мужичков с хорошим аппетитом. Бывало, кто-то из знакомых приносил сумку картошки, банку квашеной капусты. Славик уже ходил в православный центр, и мне рас­сказала учительница из центра:

- Я решила посвятить урок сиротам. У наших-то у всех мамы. Скажите мне, говорю, кто из вас когда-нибудь ел манную кашу на воде и без сахара? Думаю, сейчас они скажут - никто, головами замотают, а я им и начну: «А вот сироты...» Вдруг поднимает руку Сла­вик: «Я ел. Невкусно...»

Невкусная каша всё равно пошла на пользу. Славик растёт здоровым и сообразительным. Сейчас весна, и он с радостью ждёт, радуется, что теперь у всех будет много денег.

- Почему? - удивилась мама.

- А потому, - объясняет он непонятливой маме, - что зарплату-то заморозили, а весной снег растает и она разморозится.

Все ждут весну. Ленины дети, Людмилины. А сами они ждут, не дождутся деньков погожих. Сад. Мы говорим о саде.

- Я и не мечтала о саде. Был небольшой участочек, шесть соток, - рассказала Лена. - Вышла по весне ко­пать - страшно. Но глаза боятся, а руки делают. Толь­ко шепчу: «Помоги, Господи». Всё вскопала. Идёт со­седка. «Не знаешь, - спрашивает, - где насчёт плуга можно догориться?» - «Зачем вам? У вас же два взрослых сына». - «Да тяжело им...»

Вскоре Лене предлагают купить участок поболь­ше, рядом. Где взять денег? Всё устраивается чудес­ным образом. Уезжает знакомая в Германию, остав­ляет мебель: «Вещи продавай, отдашь когда-нибудь». Продала и купила участок побольше. А тот, кому достался тот? Да, конечно же, Людмиле. И тоже чу­дом. Людмила числилась на предприятии, где полго­да не платили зарплату. Она решает взять расчёт. Её рассчитывают и выплачивают ей сумму стоимости как раз садового участка.

- У нас теперь нет времени никого осуждать. Разго­воры только о рассаде, семенах, ящичках. А ещё - о детях...

Дети - их главное сокровище. Да, они растут труд­но, голодно, но зато радуются малому, зато не эгоис­ты, зато знают цену копейке, зато приучены к труду, зато живут с Господом в сердце и имеют навык к мо­литве. Жизнь ради детей. Именно ради детей терпят нужду, голод, ходят в поношенных линялых свитерочках, приказывают себе ничего не хотеть, ни на что не заглядываться.

- Нам много не надо...

Ради детей вытерпели насмешки и проклятия, но совестью не поступились. Ради детей пашут на своих «наделах», радуются несказанно каждой ягодке, каж­дой закрытой впрок баночке. Жертвенная материн­ская любовь - талант. Я встретила сразу двух талант­ливых мам. Сидят и светятся счастьем:

- По мешку муки купили. Теперь продержимся. Людмилиному Алёше 14 лет. Он в семье за старше­го, и Ленину семью вниманием не оставляет.

- Ты скажи тёте Лене, - просит маму, - мы ей в этом году огород вскопаем. Ты скажи.

Они вместе носят воду на поливку, собирают жука с картошки, жгут сушняк. Их дружба замешена не на общих посиделках и пустых разговорах, а на общей за­боте. Я намеренно не говорю - на общей беде. Потому что иметь троих детей для матери не беда, женщины эти красивы именно особым светом материнской состоя­тельности, который к лицу каждой из нас, да только не каждая из нас торопилась к такому свету. Были дела по­важнее, да посолиднее, чем рожать детей и воспитывать их по-христиански. Главный смысл жизни был подме­нён на второстепенный, пустячный, придуманный.