Наталия Сухинина - Где живут счастливые?

Избавление пришло неожиданное увольнялся коллега! Он хорошо знал мои проблемы. Мы разыграли сценарии, чтобы не обидеть Марину:

— У меня к тебе просьба, ~ обратился он комме, будто ненароком. — Я ухожу в отпуск, носили пока в моей комнате, должны быть важные звонки, чаянии .

Согласилась. Пересела. А после отпуска он уволился. Его место осталось за мной. Она забегала, конечно, но я уже не слышала ее телефонных выволочек маме, нравоучений дочке, её жалоб на жизнь знакомым. Марина осталась в стороне от моих интересов, и я ликовала. Действительно, будто был сброшен тяжелый груз, стало легко. Я впервые ощутила на собственном опыте, как влияет один человек на другого, как зависимы мы и уязвимы в нашей, на первый взгляд, независимой жизни, как опасна тоска в своей способности прилипать от одного к другому, как она разрушительна. Унылый человек раздражает, как раздражала меня унылая Марина, а раздражение разрушает уже что-то внутри человека. Вот и получается - одно зло рождает другое, один грех - другой. Подумалось — я-то всего несколько часов находилась во власти её уныния, а мама, пожилая, наработавшаяся женщина, жила с ней под одной крышей, и как ей-то было защищаться, где брать силы и терпение? А дочка - болезненная, слабая, задёрганная? Может, потому и болезненная, потому слабая и задёрганная? Всходы посеянных Мариной унылых семян дали такие нежизнеспособные плоды. Догадается ли, как вырастет, что стала жертвой собственной матери, унынием и злобой истребившей в девочке и адекватность к жизни, и способность радоваться, и противостоять невзгодам. Или тоже будет ломать голову над мучительной головоломкой: почему обходит стороной удача, почему не везёт?

Так получилось, я поменяла работу. И уже много лет не видела Марину. Вдруг звонок от бывших коллег:

Новость слышала? Маринка-то наша замуж вышла. Не знаю, за кого, не знаю, как живёт, а только замужем. Наконец-то.

Было радостно слышать это. Видимо, не чужим человеком осталась она в моём сердце, если так обрадовала меня эта новость. Захотелось увидеть её, поздравить, посмотреть наконец-то в её счастливые глаза.

Была не была, решилась. Не отыскав её телефона, поехала наудачу. Застану дома - хорошо, нет - значит, не судьба.

...Старенькая мама подслеповатыми глазами всматривалась в незваную гостью:

Вам Марину? Она за хлебом вышла, проходите, сейчас придёт.

Потом вспомнила меня, виновато всплеснула руками, заплакала.

Да как живём? Как и жили, скорее бы Господь прибрал, не видеть бы всего этого.

Пришла Марина. Растерялась, не обрадовалась, увидев меня. Растерянность застыла на её постаревшем, осунувшемся лице. Изругала себя мысленно:

зачем пришла без приглашения, кому хорошо от моего сюрприза? Разве можно так - врываться в чужую жизнь, путать планы, заставлять человека смущаться?

Неловко сунула ей в руки цветы, коробку с тортом. Чай пили на кухне. Марина то и дело вскакивала, уходила в большую комнату, через несколько минут возвращалась, плотно прикрывая дверь. Вспомнили общих знакомых. Я спросила про Феодору:

В школе Феодора. Сейчас явится, увидишь, что это теперь за экземпляр.

Язык никак не поворачивался спросить про мужа. Но на вешалке в прихожей висел длинный черный плащ, явно мужской. На балконной веревке болталась пара рубашек в клетку, мужские... Была - не была:

Ты, говорят, замуж вышла?

Да, вышла, — Марина сказала это как-то вызывающе, - но мужа сейчас дома нет, он уехал... в командировку.

Поздравляю. Ты счастлива теперь, Марина?

Конечно, — тон вызывающий, почти высокомерный.

А я услышала, обрадовалась, дай, думаю, поеду, поздравлю, - мой тон был виноватым, извиняющимся.

Правильно сделала. Я рада тебя видеть. Пустые, неискренние слова. Мы хорошо чувствуем, когда фальшивят другие. А когда сами, наивно полагаем, что незаметно.

И тут в квартиру ворвалась Феодора. Свежим ветром, ураганом. Она очень повзрослела, за пять лет из цыпленка-задохлика выросла миленькая девушка-старшеклассница, с белокурыми кудряшками, вздернутым носиком, пытливыми глазами. Мы вспомнили друг друга легко. Марина занервничала еще больше.

Иди, купи молока и картошки. У нас картошка закончилась.

Не пойду. Я картошку не люблю, а молоко совсем не употребляю, вам надо, вы и покупайте.

Вот видишь, — взвизгнула Марина. - Видишь?! А вечером она гулять пойдёт. По подъездам болтаться. С парнями.

И пойду. И буду болтаться. А ты дома сиди со своим... идиотом.

Нет, мне надо было уходить. Я становилась свидетельницей какой-то постылой сцены, и ещё немного - стала бы её участницей. Хотелось подойти к Феодоре и отвесить ей подзатыльник.

Феодора не унималась. Теперь она апеллировала ко мне:

Вы видели её суженого? Нет? Конечно, маманя сказала вам, что он в командировке? А бабушка как партизан. Да он дома! Вот он, в той комнате, ему не велено выходить. Но вы посидите подольше, он выползет, в туалет захочет, выползет.

И тут дверь открылась. Из комнаты вышел человек. На костылях. Он осторожно переставлял ноги и виновато улыбался:

Давайте знакомиться. Я тот самый идиот. Меня зовут Илья Николаевич.

Феодора ненавистно глянула в его сторону, хлопнула входной дверью.

Так вот оно что. Марина, капризная, вечно недовольная, унылая Марина вышла замуж за инвалида. Конечно, она стеснялась сказать мне об этом, вот и слукавила насчёт командировки. Она всегда боялась жизни, обходила её стороной, всегда прогнозировала разные в нем катаклизмы и вдруг взяла на себя такую ответственность - сделала такой виг. Это был серьёзный поступок. Такой неожиданный и такой на неё непохожий. Как мало мы знаем друг друга, как мало мы друг друга понимаем.

Какая ты молодец, Марина! А дочка, она поймёт, молодые, они жестокие. Стерпится-слюбится.

Нет, у вас с Феодорой конфронтация серьёзная. Слушать не хочет о моём присутствии в коме Говорит матери: «Или я, или... твой идиот».

У него было хорошее, открытое лицо. Небольшая темная бород а, высокий лоб, глаза какие-то доверчивые.

Я прошу Марину оставить нас одних хота бы на недельку. Съездила бы куда-нибудь, в дом отдыха, например. Я попробую подобрать к ней ключик. Не хочет, - виновато улыбнулся он.

Мы долго сидели за столом. Позвали маму. Илья Николаевич рассказывал о невероятных случаях из своей адвокатской практики, мама то и дело подливала чай. И Марина успокоилась, сидела тихо, как-то пригорюнившись.

Не было только Феодоры, но так хотелось верить, что всё образуется, что забудутся обиды и попрёки и Марина обретёт, наконец, семейное счастье, покой, тихий, благополучный дом. На прощание Илья Николаевич пожал мне руку:

- Вы приходите почаще. Марине так не хватает общения. Крутится, как белка в колесе, я ведь, сами види» те, плохой помощник. А она, Марина — замечательная.