Вив Гроскоп - Саморазвитие по Толстому. Жизненные уроки из 11 произведений русских классиков

Чехов — апофеоз той эмпатии, о выражении которой в своих произведениях так сожалел поздний Толстой. Чехов — мастер сострадания себе самому и другим. Он настоящий лис. Но он понимает и мучения ежей, понимает, почему они думают, что есть только «одна вещь», которая их спасет. Все три сестры, конечно, ежи; всех их определяет один-единственный недостижимый идеал — Москва. Путь ежа кажется очень привлекательным, потому что это путь определенности. Лисья бесконечность, разнообразие — трудный выбор, потому что это путь неопределенности. Но в конечном счете, если вы хотите остаться в здравом уме, будьте как Чехов. Это урок, который я не могла выучить долгое, очень долгое время.

[110] Письмо А.П. Чехова Ф.О. Шехтелю. 26 марта 1893 года.

[109] Письмо А.П. Чехова О.Л. Книппер. 21 ноября 1903 года.

[108] Гнедич П.П. Книга жизни. Воспоминания. 1855–1918. М., 2000. Глава 18.

[107] Письмо А.П. Чехова О.Л. Книппер. 10 февраля 1900 года.

[106] Письмо А.П. Чехова И.Л. Леонтьеву (Щеглову). 9 марта 1892 года.

[105] Чехов А.П. «Три года». Глава VI. (Эти слова произносит герой повести Алексей Лаптев, но считается, что его воспоминания о детстве автобиографичны.)

[104] Низший сорт оливкового масла.

[103] Вирджиния Вулф. Русская точка зрения // Обыкновенный читатель. М.: Наука, 2012.

[102] Набоков В.В. Лекции по русской литературе. Антон Чехов (1860–1904).

[101] Там же.

[100] «Три сестры». Действие третье.

[112] Там же.

[111] Письмо А.П. Чехова В.А. Тихонову. 22 февраля 1892 года.

[99] Там же.

[98] «Три сестры». Действие второе.

[97] «Три сестры». Действие первое.

[96] Там же.

[95] Там же.

[94] «Три сестры». Действие второе.

[93] От англ. timeshare : форма владения долей в недвижимости, в настоящее время чаще всего используется сетями курортных отелей и коттеджей. Покупая таймшер, совладелец получает право ежегодно пользоваться недвижимостью в оговоренное время, а также продавать и сдавать в аренду свое право.

[92] «Три сестры». Действие второе.

[91] Цитата из 48-го эпизода третьего сезона американского анимационного сериала «Губка Боб Квадратные Штаны», где Крабс играет Сквильяму «печальную мелодию» на самой маленькой скрипке в мире.

[90] «Три сестры». Действие второе.

8. Как не сдаваться, когда все идет не так: «Один день Ивана Денисовича» Александра Солженицына (Или: «Не забудьте взять в тюрьму ложку»)

Молитва должна быть неотступна! И если будете веру иметь и скажете этой горе — перейди! — перейдет [113].

В «Одном дне Ивана Денисовича» есть фраза, которая звучит странно, но сразу понятна: «На чужое добро брюха не распяливай». В книге речь идет о посылке, полученной другим заключенным. Это совет не желать того, что не может быть твоим. Не стремиться слишком сильно в Москву. Тут снова можно вспомнить самопровозглашенного не-клоуна, который был дрессировщиком, но выглядел как клоун. Не обманывай себя. Не становись тотальным ежом, как сделала когда-то я. Не зацикливайся на одной-единственной идее так, чтобы утратить связь с реальностью.

В тот безумный год в России я так старалась быть кем-то другим, что стала чужой самой себе. (Можно я скажу так: я стала немного колючей, полюбила есть ягоды и «шнырять в подлеске русского языка»? Простите.) Думаю, что люди вокруг меня относились ко мне так же, как к клоуну, одетому в клоунский костюм и поэтому не способному быть никем кроме клоуна. В глубине души я отдавала себе отчет, что я никакая не русская, не могу остаться в России навсегда и не могу выйти замуж за своего украинского бойфренда, которому я даже не особенно нравилась. Мне просто отчаянно хотелось сбежать, принять вызов своей фамилии и наконец испытать чувство принадлежности хоть к чему-нибудь. Несколько недель я вела себя как истеричка, убеждая саму себя в том, что не буду заканчивать университет и навсегда останусь в России. Но я знала, что все это глупости. Я попрощалась с друзьями, вернулась домой и стала жить дальше.

Следующие несколько лет я занималась своей новой писательской карьерой в Лондоне и часто ездила в Россию. Дар Господень, сын Дара Господня, отошел на задний план. В конце концов я устроилась внештатным редактором в российский журнал, что дало мне возможность ездить в Россию сколько заблагорассудится. Я познакомилась со своим будущим мужем, который оказался вовсе не выходцем из русскоязычной страны, а англичанином из города в сорока двух милях от места, где я выросла. Отчасти я все еще считала себя немного русской. И, чтобы это доказать, я, уже успокоившись и будучи беременной первенцем, закончила магистратуру. То есть я вроде бы сдалась, но хотела показать обратное. Какое-то время казалось, что мне удалось разрешить парадокс «Трех сестер»: я взяла себе лучшее из обоих миров. Мне не нужно было делать выбор.

Ко времени получения нами письма, которое открыло тайну моего происхождения, я уже давно перестала думать о своей фамилии. Мне больше не нужно было о ней думать, потому что я поверила в то, в чем убедила себя сама. Я всегда игнорировала тот факт, что фамилия Гроскоп не показалась знакомой ни одному из людей, с которыми я встречалась в России. Вместо этого я обращала все свое внимание на тех, кто с удовольствием замечал во мне явно русскую душу. Не то чтобы я твердила каждому встречному, что я русская. Мне этого было не нужно. В жизни, которую я себе устроила, все указывало на то, что я по крайней мере немного русская.

И вот — мне тогда было чуть меньше тридцати — отец получил электронное письмо от дальнего родственника из Канады, о котором мы не знали. Мы крайне редко получали какую-либо корреспонденцию от людей по фамилии Гроскоп. Мы были единственными Гроскопами. Кроме нас были только Гроскопы через «с», но это, как уже обсуждалось выше, было совсем не то. И вот обнаружился еще один Гроскоп — через «k». Мы ничего о нем не знали. Зато он, как оказалось, знал о нас очень много.

Я сейчас не помню точно, когда мы получили письмо — скорее всего, в самом конце 1990-х или чуть позже. Дед умер весной 2001-го, а это было незадолго до его смерти. Родственник восстановил нашу родословную и прислал нам несколько документов с именами всех родных моего деда, записанными царапающей бумагу перьевой ручкой, — в основном эти имена были нам известны. Все это явно было настоящим и похожим на правду. Тут были дяди, братья и прочие родственники деда, которых он сразу узнал, хотя и не вспоминал о них много лет. Он всех их знал. Там было несколько имен, неизвестных большинству членов нашей семьи, но дед немедленно вспомнил, кто они такие и кому кем приходятся. Бабушка, хотя она и не принадлежала к нашему роду, тоже узнала эти «новые» имена и начала рассказывать истории о людях, с которыми она мельком встречалась в 1940-е. Это точно было наше семейное древо, никаких сомнений быть не могло.