Эпиктет - Беседы

Таким образом, этические идеалы стоиков достаточно далеко ушли от всего того, что считалось нормой в мире классической Греции. Мы уже говорили о выделении из общей массы людей мудрецов, что глубоко противно общей полисной традиции. Иногда утверждается, что в этом проявляются платоновские традиции в стоической философии. Однако вряд ли это справедливо. Платоновский мудрец обязательно член корпорации, стоящей на страже и на службе полису. Стоический мудрец – существо сугубо индивидуалистическое, обращенное к своему внутреннему миру, ищущее именно в нем ответы на все вопросы. Хотя стоики и не отрицали, в принципе, семьи, дружбы, полиса, все эти институты были для них значимы только в той степени, в какой они не мешали постижению добродетели. Вместе с тем стоическая этика глубоко пессимистична, ибо вся человеческая деятельность имеет смысл лишь в каких-то строго определенных границах, какие ей предписал неумолимый рок. Наконец, эта пессимистическая этика не лишена и своеобразного гордого мужества, которое, видимо, можно назвать мужеством отчаяния: зная, что все предопределено, зная, что твои действия ничего не могут изменить в судьбах мира, человек тем не менее должен выполнять то, что он считает своим долгом, при этом долг не является чем-то навязанным, он – результат собственного свободного выбора, поскольку основан на понимании мудрецом принципов функционирования мира. Глубоко индивидуалистическая и пессимистическая этика стоиков была своеобразной реакцией недавнего полноправного гражданина, хозяина своей судьбы, на кардинальные изменения в мире, превратившие его в жертву обстоятельств, смысл которых он не понимает.

Философские учения имеют собственную судьбу, которую невозможно предугадать в момент их рождения. Стоя, родившаяся в Элладе и отражавшая тот идеологический кризис, который потряс греческое общество в момент гибели классического полиса, нашла вторую родину в Риме. В Рим стоические учения пришли, однако, тогда, когда Римская республика, которая по своему характеру и структуре была подобна греческому полису 17, переживала отнюдь не кризис, а последний период своего расцвета.

Концепции Средней Стой представлены, главным образом, трудами Панэтия и Посидония 18. К сожалению, труды и того и другого дошли до нас в весьма фрагментарном состоянии. Правда, о важнейшем трактате Панэтия «Об обязанностях» мы можем получить представление по одноименному сочинению Цицерона, который сам писал, что его первые две книги целиком основаны на идеях Панэтия (Cic., Ad Att., XVI, II, 4). Тем не менее говорить о них можно только в виде более или менее обоснованных предположений.

Для того чтобы стоические доктрины смогли найти дорогу в Рим, необходимо было, чтобы они имели какие-то точки соприкосновения с теми идеями, которые имели распространение в римском обществе. Римская система ценностей была полисной по своим основным параметрам. Высшая ценность, которую знает римлянин, – это его родной город, его отечество (patria). Рим – вечная и бессмертная величина, которая переживет каждую отдельную личность. Интересы этой личности всегда отступают на второй план перед интересами города в целом. Римский гражданин должен служить своему родному городу всеми своими силами. Но для того, чтобы эта служба была успешной, он должен обладать полным набором добродетелей, характерных для гражданина. Совокупность этих добродетелей является полной добродетелью (virtus) – всеобъемлющее выражение должного и достойного поведения каждого гражданина в рамках римской гражданской общины 19. Эта добродетель не может быть пассивной, она должна обязательно находить свое выражение в практической деятельности. Таким образом, для того, чтобы найти дорогу в Рим, Стоя должна была принять во внимание эти особенности римского менталитета, учесть, что для римлян моральный императив – образ vir bonus, то есть образцовый гражданин, обладающий гражданской добродетелью и действующий согласно ее принципам.

Больше всего для приспособления этики стоиков к римским нравам сделал Панэтий, вошедший в кружок высшей римской аристократии, группировавшейся вокруг Сципиона Африканского Младшего 20.

В самой общей форме можно сказать, что эволюция взглядов Средней Стои, по сравнению со Старой, больше всего проявилась в том, что был смягчен строгий ригористический идеал мудреца. Он был приспособлен и приближен к нормам житейской прикладной морали, более понятной для римлян. Сближая стоические концепции с устоявшейся в Риме системой ценностей, Панэтий признал наряду с самодовлеющей добродетелью мудреца ценность практических добродетелей. Как указывает Диоген Лаэртский, Панэтий говорил, что существуют две добродетели: теоретическая и практическая (Diog. Laert., VII, 92). Он подчеркивал свое предпочтение «практической жизни» по сравнению с «теоретической» 21. Для римлян же, и в частности для Цицерона, само собой разумелось, что исследование истины («теория») никак не должно отвлекать от практических дел и обязанностей (Сiс., De offic., I, 6, 19) и правильнее всего занятиям теорией посвящать время, свободное от общественных обязанностей (otium) (Сiс., De rep., I, 9, 14). Панэтий, таким образом, сблизил стоическую добродетель и традиционную римскую добродетель гражданина (virtus) 22.

Смягчение ригористического идеала мудреца сказывалось также и в том, что теперь между совершенным человеком (мудрецом) и глупцом ставится фигура человека «стремящегося», а между добродетельными и порочными действиями – надлежащий поступок (to Kathekon – иногда переводимое как «долг»). Он относится к категории «средних действий», которые в нравственном отношении совершенно индифферентны, но как действия «по природе» имеют определенную ценность. Эти «подобающие деяния», но Панэтию, являются обязанностью всех людей, в том числе и мудреца. Таким образом, понятие «подобающего» стало отождествляться с римским понятием «долга» (officium), а мудрец приблизился к римскому «доблестному мужу».

Это учение уже давало возможность отойти от философски сублимированного образа мудреца и выработать гораздо более реальный в римских условиях образ идеального гражданина (vir bonus), что и было сделано Цицероном в трактате «De officiis» на основе трансформированной Панэтием старостоической этики. 23

Естественным будет вопрос, каким общественным и идеологическим потребностям отвечала эта новая идеология, представлявшая соединение стоических концепций и староримских традиций. Думается, что эта новая идеология была своего рода самооправданием римской аристократии периода поздней республики. Римская аристократия в это время нуждалась в иных основаниях своей этики, нежели простое следование древним традициям. Средняя Стоя давала им концепцию рационалистически обоснованную и соотнесенную с их чувствами и их пониманием места аристократии в обществе.