Александр Афанасьев - Русские заветные сказки

— Ну, муж, — говорит она, — и со мною несчастье!

Рассказали друг дружке все как было.

— Где ж теперича дятел улетел? — спросил мужик.

— Я его поймала и под решето посадила.

— Хорошо же, я с ним разделаюсь! Съем его живого.

Открыл решето, и только хотел взять дятла в зубы — он

порхнул ему прямо в рот живой и проскочил головою в жопу; высунул из мужиковой жопы голову, закричал: "Жив, жив!" — и спрятался, потом опять высунет голову, опять закричит; не дает мужику спокою. Видит мужик, что беда, и говорит хозяйке:

— Возьми-ка полено, а я стану раком; как только дятел высунет голову, ты его хорошенько и огрей поленом-то!

Стал раком, жена взяла полено, и только дятел высунул голову — махнула поленом, в дятла-то не попала, а мужику жопу отшибла. Что делать мужику, никак не выживет из себя дятла, все просунет голову из жопы да и кричит: "Жив, жив!"

— Возьми-ка, — говорит он жене, — острую косу, а я опять стану раком, и как только высунет дятел голову — ты и отмахни ее косою.

Взяла жена острую косу, а мужик стал раком; только высунула птица голову, хозяйка ударила косою, головы дятлу не отрезала, а жопу мужику отхватила. Дятел улетел, а мужик весь кровью изошел и помер.

Жил мужик, у него была свинья, и привела [141] привела — родила она двенадцать поросят; запер он ее в хлеве, а хлев был сплетен из хворосту. Вот на другой день пошел мужик посмотреть поросят, сосчитал — одного нету. На третий день опять одного нету. Кто ворует поросят? Вот и пошел старик ночевать в хлев, сел и дожидается, что будет. Прибежал из лесу волк, да прямо к хлеву, повернулся к двери жопою, натиснул [142] натиснул — напрягся, натужился и просунул в дыру свой хвост, и ну хвостом-то шаркать по хлеву.

Почуяли поросята шорох и пошли от свиньи к дверям нюхать около хвоста. Тут волк вытащил хвост, поворотился передом, просунул свою морду, схватил поросенка и драла в лес. Дождался мужик другого вечера, пошел опять в хлев и уселся возле самых дверей. Стало темно, прибежал волк и только засунул свой хвост и начал шаркать им по сторонам, мужик как схватил обеими руками за волчий хвост, уперся в дверь ногами и во весь голос закричал: тю-тю-тю. Волк рвался, рвался, и зачал срать, и потуда жилился [143] жилился — тужился , пока хвост оторвал. Бежит, а сам кровью дрищет; шагов двадцать отбежал, упал и издох. Мужик снял с него кожу и продал на торгу.

Был-жил мужик, у него была дочь. Говорит она отцу:

— Батюшка, Ванька просил у меня пое…ать.

— Э, дурная! Зачем давать чужому, мы и сами пое…ем!

Взял гвоздь, разжег в печи и прямо ей в п…ду и вляпал, так что она три месяца ссать не могла! А Ванька повстречал эту девку да опять начал просить: дай-де мне поеть. Она и говорит:

— Брешешь, черт Ванька! Меня батюшка поё…., так п…ду обжег, что я три месяца не ссала!

— Не бойсь, дура! У меня холодный кляп.

— Врешь, черт Ванька, дай-ка я пощупаю.

— На, пощупай.

Она взяла его за х…й рукою и закричала:

— Ах ты, черт эдакой! Вишь теплый; макай в воду! Ванька стал макать в воду, да с натуги и забздел. А она:

— Ишь зашипел! Ведь сказывала, что горяч, так еще обмануть, вор [144] вор — мошенник , хочешь!

Так и не дала Ваньке.

В одно время поспорили меж собой п…да и жопа, и такой подняли шум, что святых выноси! П…да говорит жопе:

— Ты бы, мерзавка, лучше молчала! Ты знаешь, что ко мне каждую ночь ходит хороший гость, а в ту пору ты только бздишь да коптишь.

— Ах ты, подлая п. дюга! — говорит ей жопа. — Когда тебя е…ут, по мне слюни текут — я ведь молчу!

Все это давно было, еще в то время, когда ножей не знали, х…ем говядину рубили.

Жили муж и жена. Вот бывало, как подает жена мужу обедать, он и начнет ее колотить, а сам еще и приговаривает: — Мой жопу! Мой жопу! Вот она и начнет мыть жопу: трет ее и песком, и рогожею так, что кровь пойдет — а только что подаст мужу обедать, он начнет ее колотить и опять приговаривает:

— Мой жопу! Мой жопу! Вот она и говорит своей тетке:

— Что это, тетушка, когда я подаю мужу обедать, он всегда меня бьет и приговаривает: "Мой жопу"! Мой жопу!" Кажись, я и так мою, даже до крови растираю!

— Эх, ты дура, дура! Ты мой-то жопу, да не свою, а у чашки.

Как стала мыть жопу у чашки, так и перестал ее бить муж.

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был мужик, такой плутоватый, что Боже упаси! Стибрил где-то сотню рублев и убежал из своей деревни. Шел-шел и выпросился переночевать у попа.

— Ступай, — говорит поп, — ты у нас места не пролежишь!

Пришел мужик, разделся, лег на лавке. Вздумалось ему пересчитать деньги, вынул и давай считать. Поп увидал, что мужик считает деньги, — а на это они чутки! — и думает: "Ишь, ходит оборванцем, а денег какая пропасть! Дай-ка напою его пьяным да и оберу!"

Вот поп немного погодя подошел к мужику и говорит:

— Пойдем, свет, с нами ужинать.

Мужик обрадовался:

— Спасибо, батюшка!

Сели ужинать, поп поставил вино и давай его наливать: так потчует, просто отдыха не дает! Мужик напился пьян и свалился на пол; поп сейчас вытащил у него из кармана деньги и припрятал к себе, а мужика уложил на лавку. Наутро проспался мужик, глядь — а в кармане пусто. Смекнул, в чем дело, — да что возьмешь. Коли просить на попа, так станут спрашивать: откуда деньги взял и сам отколь пришел — еще беды наживешь! Так мужик и ушел, таскался кое-где месяц, и другой, и третий, а там и думает себе: "Чай, поп теперь меня позабыл; оденусь-ка так, чтобы не признал меня, да пойду к нему за старое отплатить". Пришел к попу в избу, а попа на ту пору дома не случилось, одна попадья сидела.

— Пусти, матушка, передневать к себе!

— Пожалуй, иди!

Он пошел в избу и уселся на лавке.

— Как тебя зовут, свет? Откуда идешь?

— Какофием, матушка, иду издалеча на богомолье.

На столе у. попа лежала книга. Вот мужик взял, переворачивает листы да губами бормочет, будто читает, а потом как заплачет. Попадья и спрашивает:

— О чем, свет, плачешь?

— Как мне не плакать! В святом-то писании писано, что кому за какие грехи будет, а мы, грешные, столько творим Нечестивого, что не ведаю, матушка, как еще Бог грехам-то терпит.

— А ты, свет, научен грамоте?

— Как же, матушка, насчет этого дела я не обижен от Бога!

— А петь по-дьячковски умеешь?

— Умею, матушка, умею: с малых лет учился, весь церковный устав знаю.

— А у нас, свет, дьячка нету, уехал отца хоронить; не поможешь ли батьке завтра обедню отслужить?

— Хорошо, матушка! Отчего не помочь.

Приехал поп, попадья ему все рассказала. Поп тому и рад, угостил мужика как можно лучше. Наутро пришел с мужиком в церковь и начал служить обедню. Только мужик стоит на клиросе и молчит себе. Поп закричал на него: