Карл Барт - Карл Барт Очерк догматики

Тот, кто захотел посмотреть на других вышних, тот не смог бы понять присущее Богу «совершенно иное», тот все еще шел бы путями язычников, ищущих Бога в какой-то бесконечности. Он же совершенно иной в сопоставлении с тем, как мы мыслим своих богов. Он тот, кто призывает Авраама и кто ведет несчастный народ через пустыню, тот, кого не смутила многовековая неверность и многовековое непослушание этого народа, кто допускает свое рождение в хлеву и кто умирает на Голгофе. Он прекрасен, Он божествен.

Понимаете ли вы, что означает монотеизм в христианской вере? Богу неведома эта глупая радость от единственности! Речь идет не о числе один, а об этом субъекте в его исключительной единичности и инакости по отношению ко всему иному, отличному от всех смехотворных божеств, выдумываемых человеком. Если узришь это, то будешь лишь смеяться, и во всей Библии звучит смех по поводу этих персонажей. Там, где хотя бы раз узрели истинного Бога, там боги повергаются в прах, там Он остается единственным.

Лекция 6 БОГ-ОТЕЦ

Единый Бог по природе и от вечности есть Отец, исток своего Сына и вместе с Ним исток Святого Духа. В силу такого способа своего бытия Он по милости Отец всех людей, которых Он во времени в своем Сыне и через свой Дух призывает быть своими детьми.

Единый Бог, Бог в вышних, Бог единственный есть Отец. Когда мы произносим это слово, говорим об Отце в первом положении исповедания веры, то должны сразу же перейти ко второму: Он есть Сын, и далее к третьему: Он есть Святой Дух. Он есть единый Бог, о котором говорят три положения символа. Это не три Бога, это не расщепленный и разорванный в себе Бог. Триединство говорит не о трех богах, триединство — так это всегда понимала христианская церковь, а другого понимания она не могла обнаружить и в Писании — говорит именно об едином, единственном Боге.

Речь идет не о теоретическом вопросе. Все поставлено в зависимость от того, чтобы не разрывалось содержание трех положений символа, чтобы в этих трех положениях говорилось о Боге-Творце и о Боге в его деянии в Иисусе Христе и о его воздействии в Святом Духе, а не о трех божественных департаментах со своим «директором» каждый. Речь ведется о едином деянии одного Бога, но при этом о живом деянии. Ведь Бог, в которого мы, христиане, верим, это не мертвый Бог и не одинокий Бог. Единственный, Он в себе, в своем божественном величии один в вышних и тем не менее не одинок. И его деяние, которое позволяет нам встретить и узнать Его, есть подвижное, живое деяние. Он в себе самом по своей природе и вечно, а для нас во времени: единый в трех способах бытия.

На языке ранней церкви — Бог в трех лицах. Если исходить из того понимания личности, которым руководствовалась ранняя церковь, то к этому пониманию не может быть претензий. Ведь «личность» в латинском и в древнегреческом слово¬употреблении выражала именно то, что мы обозначили как «способ бытия». Однако когда сегодня за¬ходит речь о личности, то непроизвольно и почти непременно представление о личности определяется тем, какого рода личностями являемся мы, люди. А как раз такое представление меньше всего подходит для описания того, что такое Бог-Отец, Сын и Святой Дух.

Кальвин однажды иронично заметил, что нельзя представлять себе Триединого Бога, как это делали множество художников: в виде мужчин, «человечков» («marmousets»). Это не триединство. Когда христианская церковь говорит о Триедином Боге, то она не имеет в виду лишь один способ бытия, но утверждает, что Он и Отец, и Сын и Святой Дух. Трижды один и тот же, но прежде всего Триединый — Отец, Сын и Святой Дух — в себе самом и в вышних, а также в своем откровении.

Мы должны прежде всего заявить, что, когда Бог-Отец означает «наш Отец», мы утверждаем то, что значимо, что истинно, причем истинно в самых сокровенных глубинах его естества, истинно от века. Он Отец. И в столь же полной мере Сын и Святой Дух. «Отец» — это не просто имя, которое даем Ему мы, люди, как бы исходя из такого мнения: «Человек считает, что знает, что такое отцовство, каково отношение человека к своему телесному отцу, и переносит это отношение на Бога». При этом предполагается, что сущность Бога в конечном счете есть нечто совершенно иное и не имеет ничего общего с тем, что мы называем отцовством. То, что Бог есть Отец, явствует из его откровения, явствует относительно нас. Каков же Он сам по себе, по своей природе и от вечности, мы, однако, не знаем. При этом Он выходит из своей тайны и предстает как Отец для нас.

Всего этого, однако, недостаточно для характеристики того положения, о котором в действительности идет речь. Когда Священное Писание и вместе с ним символ веры церкви называет Бога Отцом, то утверждается, что Бог есть прежде всего Отец. Он таков сам по себе. Он таков по природе и от вечности, а затем уже и для нас, своих творений. Дело обстоит не таким образом, что существует поначалу человеческое отцовство, а затем и так называемое божественное отцовство, а как раз наоборот: истинное, подлинное отцовство у Бога, а уже затем из этого отцовства следует то, что известно нам как отцовство. Божественное отцовство является источником всякого естественного отцовства. Как говорится в Послании к Ефесянам, «от Которого именуется всякое отечество на небесах и на земле» (Еф. 3: 15). Мы мыслим истину, причем первую, подлинную истину, когда созерцаем самое сокровенное в Боге-Отце, когда познаем Его как Отца и называем себя его детьми.

Когда мы произносим Бог-Отец, то говорим при этом и о способе бытия Бога как источнике и истоке другого божественного способа бытия, другого, отличного от первого, и в то же время его способе бытия, а потому тождественном первому по божественности. Бог — Бог таким образом, что Он Отец. Отец своего Сына, которого Он сам полагает в бытии и через которого Он сам вновь есть Бог, Им самим положенный в бытии, а не сотворенный. Сын не сотворен.

Однако это отношение Отца и Сына еще не исчерпывает всей действительности, всей природы Бога. Такое полагание и положенность Бога не несут угрозы единству Бога. Отец и Сын вместе подтверждают и укрепляют свое единство в третий раз в Святом Духе. Бог-Отец и Бог-Сын вместе являются истоком Святого Духа. Spiritus qui procedit a Patre Filioque. Это то, что никогда не могли в полной мере понять люди восточной церкви, а именно, что Порождающий и Порожденный вместе являются истоком Святого Духа и потому истоком своего единства. Святой Дух назвали vinculum caritatis. Единство есть не вопреки тому, что Бог — Отец и Сын, а потому, что Бог есть и Отец, и Сын. Таким образом, Бог — тот, кто полагает сам себя, кто есть сам через себя, Бог в своей божественности различен в себе самом и в то же время тождествен себе самому. И именно поэтому Он сам по себе не одинок. Он не нуждается в мире. Все богатство жизни, вся полнота деяния и общности есть в Нем самом, поскольку Он триедин. Он есть движение, Он есть и покой.