MAKC MAX - Взгляд василиска

"Впрочем ... "

Неожиданно Реутов вспомнил о допросе, который учинили ему на той барже, и в голову ему пришла одна очень любопытная мысль.

"Машина Линдсмана ..."

Да, тут, действительно, было над чем подумать. Механизмом снятия блокады - и не важно, чем была вызвана эта блокада, болезнью или гипотетическим вмешательством в его сознание - могли послужить электрошок и сильный стресс. Не даром же память о войне вернулась к нему именно после вчерашнего боя в ресторане. Однако гипотезы, одна другой фантастичнее, которые тут же начали роиться в голове Реутова, никуда, на самом деле, не вели. Бред он и есть бред, кто бы его не производил, а для логического осмысления внезапно обнаружившегося феномена Вадиму просто не хватало фактов.

8.

Он так и не заснул. Сидел с закрытыми глазами и думал, перебирая в уме все, что было ему известно о той фантасмагорической ситуации, в которую нежданно-негаданно угодил сам, прихватив заодно и еще троих ни в чем не повинных людей. Почему-то чем дальше, тем больше Реутов был уверен, что во всем происходящем "виноват" он сам. Ну, пусть не виноват в полном смысле этого слова, но, тем не менее, ощущение было такое, что все случившееся с ними произошло в первую очередь из-за него.

"Интеллигентское чувство вины ..." - Но как бы это ни называлось, именно так он сейчас и думал.

- Изборск, - тихо сказал Давид. - Если ты не спишь, то вполне могли бы выпить кофе.

- Давай, - согласился Вадим, открывая глаза.

Они как раз подъезжали к ярко освещенной бензозаправке, рядом с которой призывно светился пунцовым неоном фирменный знак сети "Быстро!" - поднятый вверх стилизованный большой палец руки.

"Ну, быстро, так быстро", - хмыкнул про себя Вадим, вспомнив, как окрестили этот зевенягинский палец в народе.

- А про нас забыли? - Полина, судя по голосу, если какое-то время и дремала, то сейчас была скорее "в тонусе", чем наоборот.

- О вас, дамы, - галантно ответил Давид, заворачивая на парковку около кафе. - Если и забудешь, так вы сами напомните.

- Женщина должна уметь о себе заботиться, - ответила ему Лили, которая, кажется, уже справилась с постигшим ее в Новгороде потрясением.

- К стати, - сказал Вадим, вылезая из машины в сырую ночь. - Кофе у господина Зевенягина обычно так себе, но чай - отменный. Так что рекомендую. Кофеина в нем, как известно, не меньше, чем в кофе, но хоть вкусный будет ...

9.

- Да, - сказал после долгого молчания Стеймацкий. - Я помню этот случай. А вы, Вадим Борисович, простите за любопытство, об этом от кого узнали?

- Вот, - Реутов достал из кармана сложенные вчетверо листы с запиской Шуга и протянул их старому профессору. - Посмотрите, пожалуйста, Николай Евграфович. Мне очень важно знать, так ли все происходило, как пишет этот человек.

Они уже около часа сидели в кабинете Стеймацкого, который, надо отметить, вполне искренне обрадовался неожиданному визиту своего молодого коллеги. По-видимому, старик не был избалован вниманием молодых ученых, что, к сожалению, являлось обычным делом не только в науке. Преподавать он перестал, нигде официально не работал, ученики повзрослели, если вообще не состарились, и Стеймацкий остался один. Жены у него, насколько помнил Реутов, никогда не было, или, во всяком случае, не было с давних пор, и жил старик в Риге один. Компанию ему составляла только пожилая латышка, работавшая у него экономкой. Так что, по идее, визит Реутова, пусть и необычно ранний - Вадим пришел на улицу Кроми без четверти девять - доставил Стеймацкому огромное удовольствие, тем более что он Вадиму симпатизировал.

Так как Стеймацкий уже позавтракал, а Реутов от угощения отказался, то расположились они в кабинете профессора и сперва говорили на общие темы, вскользь - так как Вадим этому решительно воспротивился - коснувшись и темы Ламарковской премии. Старик нежелание обсуждать этот вопрос воспринял, как свидетельство природной скромности Вадима, и, удовлетворенный таким объяснением, переключился на общих знакомых и на скандал, случившийся незадолго до их встречи, в Киевском университете. Вадим подробностей конфликта между профессором Завгородним и его учеником, доктором Вовком, не знал, и, почувствовав, что тема себя исчерпала, перешел, наконец, к делу, ради которого, собственно, и пришел к Стеймацкому.

- Кто это писал? - Спросил старик, откладывая в сторону прочитанную записку.

"Искренность - лучшая политика", - решил Вадим.

- Полковник Шуг, - сказал он вслух.

- Да, - кивнул Стеймацкий, легонько барабаня длинными темными пальцами по столешнице. - Возможно ...

Создавалось впечатление, что старый профессор сомневается, стоит ли раскрывать "врачебную тайну", пусть даже и перед коллегой.

"И то верно, - сообразил вдруг Вадим. - Он же не знает фамилии раненого".

- Дело в том, Николай Евграфович, что тем войсковым старшиной был я.

- Не может быть! - Желтоватое худое лицо Стеймацкого, изрезанное морщинами и покрытое коричневыми "старческими" пятнами, неожиданно стало красным, и Вадим испугался даже, что от потрясения у старика может случиться удар.

- Вы только не волнуйтесь так, - попросил он. - Может быть, воды принести? Или валериановых капель?

- Не надо, - хрипло ответил старик и, вытащив из кармана железную капсулу упаковки валидола, попробовал отвинтить крышку, но пальцы его не слушались.

- Дайте мне, - Вадим забрал у него капсулу, быстро свинтил крышечку и вытряхнул на ладонь старика таблетку. - Вот.

- Вы уверены? - Спросил Стеймацкий, отправив валидол под язык. - Я имею в виду, вы точно знаете, что это были вы? Никакой ошибки?

- Я. - Развел руками Вадим, как бы показывая, что и хотел бы, чтобы это было не так, но куда денешься.

- И куда же вас забрали? - Подозрительно прищурившись, спросил Стеймацкий.

- Вот это, собственно, я и пытаюсь теперь выяснить.

- Выяснить, - повторил за ним профессор, рассматривая Реутова исподлобья совершенно больными глазами.

- Выяснить ... - Он тяжело поднялся из своего кресла и, по-стариковски шаркая ногами, прошел к одному из книжных шкафов, целиком скрывавших стены его кабинета. - Выяснить ...

Стеймацкий еще раза три повторил это слово, как будто оно помогало ему искать внутри до отказа забитого книгами и папками с бумагами шкафа какую-то вещь, а, скорее всего, какой-то связанный с темой разговора документ. Вадим не вмешивался. Он сидел на своем гостевом стуле, едва ли не затаив дыхание, и молился богу, в которого, на самом деле, никогда не верил, чтобы старик, в конце концов, нашел то, что ищет.

- Ага, - неожиданно довольным голосом сообщил Стеймацкий, вынимая из толстой картонной папки тоненькую пачку бумаг, схваченных обыкновенной аптекарской резинкой. - Нуте-с, нуте-с, посмотрим.