Менандр - Комедии. Мимиамбы

Стандартное решение конфликта не всегда удовлетворяет поэта. Уже в «Брюзге» он как бы полемизирует с использованием традиционных ходов развития сюжета, и развязка в этой комедии происходит благодаря случайным, не предусмотренным распространенными мотивами обстоятельствам. Узнавание в более поздних пьесах — это как бы дань традиции, обязательный момент развязки, от которого Менандр не может отойти. В «Третейском суде» оно происходит по кольцу Харисия (мотив «Авги» Еврипида), в «Отрезанной косе» — по вещам, которые Патэк когда-то положил в колыбель подброшенных им детей (такое же узнавание было в «Алопе» и «Ионе» Еврипида).

Но по существу узнавание в этих пьесах уже не нужно. Оно дает лишь внешнее объяснение событиям, и рядом с ним возникает внутренняя мотивировка, основанная на истинных отношениях людей, не предусмотренных никакой схемой.

В «Брюзге» конфликт решается спасением Кнемона, но поступок спасшего его Горгия не был мотивирован характером: юноша больше декларировал свои идеи, чем воплощал их. В «Третейском суде» узнавание остается, но в центре внимания — путь к примирению Харисия с Памфилой. Оно психологически подготовлено тем, что Харисий увидел и оценил в жене великодушие, благородство и широту взглядов, недостающие ему самому. Именно это производит в нем перелом. Раньше Харисий думал только о внешних приличиях и со стороны философствовал о добре и зле. Теперь, поняв, что жена и нравственнее и благороднее его, он обнаруживает добрую волю и искренность, задумывается о праве Памфилы на равенство, бранит себя за жестокость и готов примириться с женой, даже несмотря на ребенка, которого он все еще не считает своим.

Гликера, героиня комедии «Отрезанная коса», обнаруживает, как и Памфила, большую моральную силу, но при этом и способность бороться за свои права. Незаслуженно оскорбленная своим возлюбленным, она уходит из дома, защищая свое достоинство, и тем самым заставляет вспыльчивого, но искреннего в своих чувствах воина осознать свою вину. В душе Полемона происходит перелом, он жестоко казнит себя за грубость, исправляется, заслуживает прощение Гликеры. Полемону, как и Харисию, узнавание Гликеры ее отцом ничего не дает; уже до введения этого формального мотива он сам пришел к тому, чтобы сделать необходимые шаги к примирению с ней.

Характеры главных героев обеих пьес настолько убедительны, что логика их поведения, совпадая с традиционным решением конфликта, естественно ведет к развязке. Герои же — психологически сложные и исторически конкретные люди, которым присущи качества, сформировавшиеся в эллинистическую эпоху — личная гордость, сознание собственного достоинства и в то же время «чисто эллинское уменье прощать», как говорит Патэк («Отрезанная коса», ст. 440), а также способность осознать свою вину, «чуждая варварам» («Третейский суд», ст. 542-544).

Для изображения внутреннего мира этих людей поэт ищет новые пути. О происходящей в душе Харисия борьбе, о внутреннем перевороте, который приводит его к примирению с Памфилой, мы узнаем сперва от раба Онисима: подобно вестнику в трагедии, он сообщает зрителям о событиях в доме. Раб по-своему, примитивно воспринял горе хозяина, и в его описании проявления чувств Харисия выглядят комически. На этом фоне ярко звучит второй, серьезный и нетрадиционный, рассказ о муках героя, подчеркнутый таким контрастным удвоением. Не меняя хода комедии, Менандр вводит новый по стилю прием: сам Харисий в бурном и взволнованном монологе говорит о своих мыслях и переживаниях и пытается их осмыслить.

Сами люди, их конфликты глубоко интересуют поэта: отношения супругов, любовников, отцов и детей. На примере частных, семейных связей ставятся общие проблемы. Герои Менандра своими личными достоинствами заслуживают уважения, которое не зависит от места человека в обществе, от классовых, сословных или социальных предрассудков. Менандр убеждает зрителей в том, что мужчина и женщина равны в своих правах и ответственности друг перед другом, что даже ребенок, подкинутый родителями, нуждается в защите и имеет право на признание, что и раб и гетера — люди, которые бывают не менее благородны, чем свободные, что дружелюбное внимание и взаимопомощь между богатыми и бедными могут заложить основы согласия в обществе. Горячая убежденность в необходимости солидарности, взаимопомощи хороших, честных людей проходит через ряд пьес Менандра. В этом их непреходящая человечность.

В «Третейском суде» право ребенка найти со временем родителей, а рабов — рассчитывать на справедливый суд — одна из важных проблем пьесы. Она решается в сцене суда, давшей название комедии. 8Эта сцена построена в лучших традициях Еврипида: в ней содержится убедительная аргументация сторон, выразителен контраст тяжущихся. Особенно интересен Смикрин. Расчетливый и скаредный старик, оказавшись в роли судьи, руководствуется чувством справедливости; присуждая вещи не нашедшему ребенка Даву, а взявшему его на воспитание Сириску, он подтверждает, что подкидыш — не вещь, объект права, но прежде всего — человек, субъект права.

О чувствах рабов, их душевном благородстве, не обусловленном положением человека в обществе, говорит небольшая диалогическая сценка, дошедшая до нас из комедии «Герой». Выступающий в ней раб Дав — человек высокой души, не подходящий ни под один из известных нам типов раба. Он не только любит, но и благороден по отношению к женщине, обнаруживает глубину и тонкость чувств, не всегда доступные свободному человеку.

Такую же душевную чистоту проявляет гетера Габротонон («Третейский суд»). Цепь случайностей в первой половине этой пьесы приводит к тому, что перстень Харисия, по которому должен быть узнан ребенок, оказывается в ее руках. Гетера, в соответствии с маской, бывает обычно разлучницей супругов, и, конечно же, ей надлежит использовать кольцо в своих интересах. Но в Габротонон нет уже почти ничего от маски гетеры, и события принимают совершенно иной оборот именно благодаря уму, сердечности, доброй воле и решительности этой обаятельной женщины. Ее стремление активно содействовать счастью ребенка и его родителей ведет к открытию истины и счастливой развязке.

«Третейский суд» и «Отрезанная коса» — комедии, о которых можно судить с большей определенностью, так как они сохранились лучше других (не считая «Брюзги»). В них нет декларативности, схематических характеристик. Герои этих пьес значительно отклоняются от традиционной маски, иногда просто «выламываются» из нее и в своих основных, ведущих чертах даже ей противоречат. В «Третейском суде» только один повар выдержан в рамках заданного типа, все остальные персонажи — люди, проявляющие себя в драматическом действии в соответствии со своими характерами.