Марк Марциал - Эпиграммы

Сам ты боишься его сдвинутых мрачно бровей;

Только о Куриях речь, о свободолюбивых Камиллах…

Не доверяй ты лицу: замуж он вышел вчера.

37

Да издавай же скорей, Фавстин, ты свои сочиненья

И обнародуй труды — плод совершенный ума.

Их не осудит, поверь, и Кекропов град Пандиона,

Да и молчаньем у нас не обойдут старики.

5 Иль ты боишься впустить Молву, что стоит перед дверью?

Совестно разве тебе дар за работу принять?

Книги, которым тебя пережить суждено, оживи ты

Сам: с опозданьем всегда слава по смерти идет.

38

Секстилиан, ты один за пять выпиваешь скамеек:

Выпей ты чистой воды столько же — свалишься пьян.

Не у соседей одних вымогаешь тессеры, а даже

В самых последних рядах просишь ты меди себе.

5 И подаются тебе не с пелигнских точил урожаи

И не вино, что дают лозы этрусских холмов,

Древний Опимиев ты осушаешь кувшин благодатный,

В черных сосудах подвал Массика вина дает.

Пусть же кабатчик идет за отстоем тебе лалетанским,

10 Коль ты и десятерых, Секстилиан, перепьешь.

39

Прошлой ночью тебе, Процилл, сказал я,

С десять, думаю, выпив уж стаканов,

Чтоб сегодня со мной ты отобедал.

Ты подумал, что выгорело дело.

5 И запомнил, что спьяну наболтал я.

Вот пример чересчур, по мне, опасный!

Пей, но, что я сказал, забудь, Процилл мой.

40

Кто говорит, что вчерашним вином несет от Ацерры,

Вздор говорит: до утра тянет Ацерра вино.

Мне говорят, будто ты, Фидентин, мои сочиненья

Всем декламируешь так, словно их сам написал.

Коль за мои признаешь, — поднесу я стихи тебе даром,

Коль за свои, — покупай: станут по праву твои.

Был костоправом Диавл, а нынче могильщиком стал он:

Начал за теми ходить, сам он кого уходил.

С темени все целиком отдаст тебе, Феб, по обету

Волосы юный Энколп — центуриона любовь,

Только заслужит Пудент начальство над пилом желанным.

О, поскорее срезай длинные локоны, Феб.

5 Нежные щеки пока пушком не покрылися темным,

Шее молочной пока пышные кудри идут;

Чтоб и хозяин и раб наслаждались твоими дарами

Долго, скорей остриги, но не давай возмужать.

41

Нет, не люблю я тебя, Сабидий; за что — сам не знаю.

Все, что могу я сказать: нет, не люблю я тебя.

Геллия наедине о кончине отцовской не плачет,

Но при других у нее слезы бегут на заказ.

Не огорчен, кто похвал от людей себе, Геллия, ищет,

Искрення скорбь у того, кто втихомолку скорбит.

Без осторожности ты и с отворенной, Лесбия, дверью

Всем отдаешься и тайн прятать не хочешь своих;

Но забавляет тебя совсем не любовник, а зритель,

И наслаждения нет в скрытых утехах тебе.

5 Занавес или засов охраняет от глаз и блудницу,

Даже под сводом «У Стен» редкая щелка сквозит.

Хоть у Хиопы бы ты иль Иады стыду поучилась:

Грязные шлюхи — и те прячутся между гробниц.

Слишком суровым тебе я кажусь? Но ведь я запрещаю

10 Блуд напоказ выставлять, Лесбия, а не блудить.

Что пишу я стихи не очень скромно

И не так, чтоб учитель толковал их,

Ты, Корнелий, ворчишь. Но эти книжки,

Точно так же как женам их супруги,

5 Оскопленными нравиться не могут.

Иль прикажешь любовные мне песни

Петь совсем не любовными словами?

Кто ж в день Флоры нагих оденет или

Кто стыдливость матрон в блудницах стерпит?

10 Уж таков для стихов закон игривых:

Коль они не зудят, то что в них толку?

А поэтому брось свою суровость

И, пощаду дав шуткам и забавам,

Не стремись холостить мои ты книжки:

15 Ничего нет гнусней скопца Приапа.

42

Если, Лукан, иль тебе, или Туллу выпал бы жребий

Тот, что лаконцам двоим Леды дарован сынам,

Ради любви бы возник благородный спор между вами:

Каждый за брата хотел первым тогда б умереть.

5 Тот, кто бы первый сошел к теням подземным, сказал бы

«Брат мой, живи и моей жизнью, живи и своей!»

43

В золото бедное ты облегчаешь желудок, бесстыдник

Басс, а пьешь из стекла. Что же дороже тебе?

То, что читаешь ты вслух, Фидентин, то — мои сочиненья,

Но, не умея читать, сделал своими ты их.

Если кого мы должны почитать за редчайшего друга,

Вроде друзей, о каких древность преданье хранит,

Если кто напоен и Кекропа и Рима Минервой,

Кто и учен и притом истинно скромен и прост,

5 Если кто правду блюдет и честность кто почитает

И потихоньку от всех не умоляет богов,

Если кто духом велик и в нем находит опору, —

Пусть я погибну, коль то будет не наш Дециан.

44

Все, брюзга, ты ворчишь и нехотя это читаешь!

Ты ведь завидуешь всем, а вот тебе-то никто.

Светским кажешься ты себе, Цецилий.

Не таков ты, поверь. А кто же? Гаер.

То же, что и разносчик из-за Тибра,

Кто на стекла разбитые меняет

5 Спички серные и горох моченый

Продает на руках зевакам праздным;

Что и змей прирученных заклинатель,

Что и челядь дрянная рыбосолов,

Что и хриплый кухарь, в харчевнях теплых

10 Разносящий горячие сосиски,

Что и шут площадный, поэт негодный,

Что и гнусный танцовщик из Гадеса,

Что и дряблый похабник непристойный!

А поэтому брось себе казаться

15 Тем, чем кажешься лишь себе, Цецилий:

Будто ты превзойдешь в остротах Габбу

И побьешь даже Теттия Кобылу.

Ведь не всякий чутьем владеет тонким:

Каждый, кто как пошляк острит нахальный,

20 Тот не Теттий совсем, а впрямь кобыла!

45

Порция, Брута жена, услыхав об участи мужа,

В горести бросилась меч, что утаили, искать.

«Разве не знаете вы, что нельзя воспрепятствовать смерти?

Думала я, что отца вас научила судьба!»

5 Это сказав, раскаленной золы она жадно глотнула.

Вот и поди не давай стали, докучная чернь!

46

Было вчера, Манцин, у тебя шестьдесят приглашенных,

И кабана одного только и подали нам!

Ни винограда кистей, что снимают осенью поздней,

Не было, ни наливных яблочек, сладких как мед;

5 Не было груш, что висят, привязаны к длинному дроку,

Ни карфагенских гранат, нежных как розовый цвет;

Сыра молочных голов не пришло из Сассины сельской,

И не прислали маслин нам из пиценских горшков.

Голый кабан! Да и тот никудышный, которого мог бы

10 И безоружный легко карлик тщедушный убить.

Вот и весь ужин! А нам и смотреть-то не на что было:

И на арене таких нам кабанов подают!

Чтоб тебе больше ни в жизнь кабана не едать никакого,