Марк Марциал - Эпиграммы

А чтоб попался ты сам, как Харидем, кабану!

Резвые зайцев прыжки и веселые львиные игры

Я описал на больших, да и на малых листках.

Дважды я сделал одно и то же. Коль кажется, Стелла,

Это излишним тебе, дважды мне зайца подай.

47

Чтобы напрасно труда не терять на короткие книжки,

Лучше, пожалуй, твердить: «Быстро ему отвечал».

48

Только ты скажешь, Гедил, «Спеши, я кончаю!» — слабеет

И затухает во мне тотчас любовная страсть.

Лучше помедлить вели: обуздаешь, резвее пойду я.

Если, Гедил, ты спешишь, — требуй, чтоб я не спешил.

Врач был недавно Диавл, а нынче могильщиком стал он.

То, что могильщик теперь делает, делал и врач.

Вырвать быков не могли вожаки из пасти, откуда

Заяц бежит и куда он прибегает опять;

Но удивительней то, что гораздо увертливей стал он:

Видно, его научил многому доблестный зверь.

5 Не безопасней ему по пустой проноситься арене

И не надежней ничуть запертым в клетке сидеть.

Коль от укусов собак удираешь, заяц-проказник,

Верным прибежищем ты выбери львиную пасть.

Средь кельтиберов муж незабываемый

И нашей честь Испании,

Лициниан, увидишь выси Бильбилы, —

Конями, сталью славные,

5 И Кай седой в снегах, и средь распавшихся

Вершин Вадаверон святой,

И лес отрадный у Ботерда милого —

Благой Помоны детище.

Конгеда поплывешь ты гладью теплою

10 И тихих нимф озерами,

Потом в Салоне мелком освежишься ты,

Железо закаляющем.

Набьешь в Воберке дичи ты поблизости,

Не прерывая завтрака.

15 В тени деревьев Тага златоносного

От зноя ты укроешься;

Деркейтой жажду утолишь ты жгучую

И снежным Нуты холодом.

Когда ж декабрь седой в морозы лютые

20 Завоет бурей хриплою,

Ты к Тарракону на припек воротишься

В родную Лалетанию.

Ловить там будешь ланей сетью мягкою,

На кабанов охотиться.

25 На скакуне загонишь зайца верткого,

Отдав оленей старосте.

В соседстве будет лес для очага тебе

С ребятами чумазыми.

К себе обедать позовешь охотника,

30 И гость твой тут же, под боком.

Ни башмаков нет с лункой, нет ни тоги там,

Ни пурпура вонючего;

Либурнов нет ужасных, нет просителей,

Нет власти вдов докучливых;

35 Ответчик бледный там не потревожит сна:

Все утро спи без просыпу.

Пускай другим впустую аплодируют,

А ты жалей удачников

И скромно счастьем настоящим пользуйся,

40 Пока твой Сура чванится.

Ведь справедливо жизнь досуга требует,

Коль славе отдал должное.

49

Ежели, Эмилиан, Мистиллом ты повара кличешь,

То почему ж своего мне Тараталлой не звать?

Мощные только хребты под стать для ярости львиной.

Что ж ты от этих зубов, заяц тщеславный, бежишь?

Думаешь, верно, они от быков откажутся мощных,

Шеей прельстившись твоей? Им и не видно тебя!

5 Не суждено тебе быть взнесенным великой судьбою:

Мелкой добыче нельзя пасть от такого врага.

Я тебе, Квинтиан, вверяю наши,

Наши, если мне можно так назвать их,

Книжки, те, что поэт твой вслух читает:

Коль на рабство свое они заропщут,

5 Заступись ты за них как поручитель,

И коль тот о правах на них заявит,

Объяви, что я вольную им выдал.

Раза три иль четыре так воскликнув,

Присвоителя их ты опозоришь.

50

Есть страница одна, Фидентин, твоего сочиненья

В книжках моих, но печать господина ее несомненна:

Каждая строчка на ней выдает твой подлог с головою!

Так, замешавшись в среду пурпурно-лиловых накидок,

5 Грубый лингонский башлык марает их грязною шерстью,

Так арретийский горшок оскверняет хрустальные вазы,

Так черный ворон смешон, если он побережьем Каистра

Станет случайно бродить с лебедями, птицами Леды,

Так, если песнь соловья оглашает священную рощу,

10 Портит печальную трель стрекотанье наглой сороки.

Нет в заголовке нужды и в судье ни одной нашей книжке;

Против тебя страница твоя, и кричит она: «Вор ты!»

51

Если, Фуск, у тебя есть место в сердце, —

Ведь друзья у тебя там отовсюду, —

Мне, прошу, уступи ты это место

И меня, хоть я новый, не гони ты!

5 Ведь и старые все такими были.

Ты за тем лишь смотри, чтоб каждый новый

Стать когда-нибудь мог старинным другом.

Вкратце желаешь ли знать о мечтах ты приятеля Марка,

Славный в военных делах, славный в гражданских Фронтон?

Пахарем хочет он быть на малом, но собственном поле,

Мил ему сельский досуг, крупный не нужен доход.

5 Кто же холодный узор предпочтет спартанского камня,

Иль поутру ходить станет с поклоном, глупец,

Если добычу полей и лесов он может, счастливец,

У очага разложить, вынув из полных сетей,

Или дрожащей лесой изловить вертлявую рыбу,

10 Или из красных горшков желтого меду достать,

Если дородная стол накрывает хромой домоводка

И даровые ему яйца пекутся в золе?

Тот, кто не любит меня, пускай этой жизни не любит,

Лучше пусть бледным живет он в городской суете.

Весь виноград отсырел и размяк от дождей непрерывных:

Как ни старайся, шинкарь, чистым вина не продашь.

Что за любовниц хочу и каких я, Флакк, не желаю?

Слишком легка — не хочу, слишком трудна — не хочу.

Я середину люблю, что лежит меж крайностей этих:

Я не желаю ни мук, ни пресыщенья в любви.

Сотню тысяч с меня запросил за мальчишку торговец,

Я посмеялся, а Феб тотчас же их заплатил.

Вот и ворчит на меня и зудит про себя моя похоть,

И, на досаду мою, все похваляется Феб.

5 Но ведь Фебу дала его похоть два миллиона!

Дай-ка мне столько же ты, я и дороже куплю.

В Байях подачка дает мне всего только сотню квадрантов,

Так для чего ж голодать мне среди роскоши там?

Лучше уж бани верни мне темные Лупа и Грилла:

Что ж при обеде плохом мыться мне, Флакк, хорошо?

52

Прыгни-ка, заяц, ко льву свирепому в зев ты широкий,

И на зубах ничего все ж не почувствует лев.

Что за спина у тебя, на какие он вскочит лопатки,

Где же в тебя, как в быков, зубы глубоко вонзить?

5 Что же владыку лесов и царя ты напрасно тревожишь?

Он ведь не ест ничего, кроме отборных зверей.

Верона стих ученого певца любит,

Горда Мароном Мантуя,

Земле Апонской славу дал ее Ливий,

И Стелла, и не меньше Флакк,

5 Аполлодору дожденосный Нил плещет,

Пелигн Назоном хвалится,

Лукан единственный и Сенеки оба

Гремят в речистой Кордубе,