Неизвестно - Шелест Да не судимы будете

Хрущев высказьшал большую озабоченность о сложностях во внешней политике, о взаимоотношениях с социалистически­ми странами, в особенности с Китаем. Он каждый раз в разгово­ре подчеркивал, что на все происходящее надо смотреть реаль­но, и что нам еще предстоит острая классовая борьба, и что все разговоры о мире, мирном сосуществовании и разоружении — это только форма нашей работы, чтобы не допустить войны, но если мы будем с:лабы, то нас «сотрут в порошок». «Дураку должно быть ясно,— говорил он,— что империализм своих позиций без боя не сдаст. Вот почему приходится тратить немалые средства на создание новой военной техники, на осна­щение новейшим оружием нашей армии. Всякая дипломатия хороша и имеет какой-то успех, когда она подкрепляется эконо­мической и военной мощью».

Перед отъездом с дачи Хрущев предложил мне, если у меня есть желание, завтра поехать в горы на охоту. При этом сказал: «Я поеду пораньше, ведь я в отпуске, а вы подъезжайте к обе­ду».

2 октября. Когда я приехал на место охоты, то застал Н. С. Хрущева за пристрелкой ружей и карабина. Настроение у него было хорошее. Он много шутил и подсмеивался над моей стрельбой, он действительно очень хороший и даже отличный стрелок. После обеда уехали на охоту, он на муфлонов, а я на кабанов. Условились, что завтра поедем охотиться на фазанов. Когда я возвратился около 22.00 на базу с трофеем — убил кабана, то Хрущева уже не было. Мне сказали, что охота у него была удачная, он убил двух муфлонов и сразу же, где-то в 20.00, уехал в Белогорск на место фазаньей охоты. При этом передал, что, если у меня есть желание, я могу туда приеха1'ь завтра. При всей сложившейся ситуации по «делу» у меня могли закрасться любые догадки, домыслы, предположения. Откровенно говоря, я немало переволновался. И .все же ночью поехал на место предстоящей охоты. В пути, а он длился почти три часа,' я многое передумал. Остаток ночи почти не спал.

Утром 3 октября за мной пришли, пртбасили к Н. С. Хру^ щеву завтракать. После завтрака пошли на фазанью охоту, она была удачной. За обедом вдруг Хрущев заявил, что погода в Крыму портится, да и тут никого нет, скука. В Пицунде отдыхает Микоян, он решил завтра туда лететь. Я пытался уговаривать его остаться в Крыму. Но он решительно все отклонил и распорядился наутро назначить вылет на Кавказ. За ужином у нас был тоже разговор на те же темы.

4 октября. Утром я проводил Хрущева в Пицунду. По возвращении в Киев я имел разговор с Подгорным и Брежне­вым, доложил им о моем разговоре с Н. С. Хрущевым, о его высказываниях и настроениях. Сообщил им, что Хрущев улетел в Пицунду. У меня после встречи и длительных разговоров с Хрущевым остался очень тяжелый осадок в том отношении, правильно ли мы делаем, что затеваем «дело». Ведь это же прямой политический заговор! Он переплетен с интригами и яэ- ными замыслами борьбы за власть. Но все это так далеко зашло с этим «делом», теперь уже нет у меня возможности перестроить свои позиции...

5—7 октября у меня вновь состоялись разговоры с Брежне­вым и Подгорным. Они мне звонили, интересовались вопросами по ходу «дела» в республике и, в свою очередь, меня проинфор­мировали по ряду вопросовВ частности, было сказано, что в других республиках, областях и краж дела складьшаются хорошо. Я ответил: «Тем лучше. Нам будет легче».

Брежнев при разговоре со мной передо мне привет от Полянского и Устинова, при этом еще раз сказал, что все идет хорошо. Для меня это было больше, чем понятно. Сообщил, что был разговор с А. А. Гречко по поводу «роли» армии во всех «мероприятиях по делу» — он воспринял все с большим испугом и, по существу, ушел от прямого ответа. Р. Малино­вский заявил определенно, что армия в решении внутриполити­ческих вопросов участия принимать не будет.

Руководство КГБ не только было «сориентировано», но В. Е. Семичастный принимал самое активное участие во всех «мероприятиях» и обеспечивал всю безопасность. За свою «ак­тивность», как это у нас принято, он тоже поплатился, но об этом будет сказано позже и более подробно. Так было условле­но, что я должен был чаще звонить Хрущеву, информировать его о состоянии дел в республике. В этом замысле было заложено два вопроса: показать, что все обстоит спокойно, и проследить за его реакцией, настроением, высказываниями.

8 октября я позвонил Н. С. Хрущеву в Пицунду. Обстоя­тельно доложил о состоянии дел в республике по промышленно­сти и сельскому хозяйству. Доложил также о ходе строитель­ства Северо-Крымского оросительного канала — он особенно этим вопросом интересовался. Хрущев задал несколько вопро­сов, в том числе, как идет уборка сахарной свеклы и о работе сахарных заводов. Я доложил, что копка корней идет по разра­ботанному графику, из 175 сахарных заводов работают 170, ежедневно вьфабатываем 36 тысяч тонн сахара, уже отгрузили 1200 вагонов сахара, главным образом в Москву. Разговор был спокойный, не было никаких срывов, чувствовалось, что он ни

о чем не догадывается, даже несколько успокоился. Перегово­рил я и с помощниками Хрущева — Шуйским Г. Т. и Шевченко-

A. С. У них тоже настроение было нормальное. Никаких признаков подозрения или шток тревоги замечено не было. Шла обыденная, будничная, напряженная работа, все было сосредоточено на вопросах сельского хозяйства.

Я позвонил в Москву Брежневу, проинформировал его об окончательных результатах переговоров с членами. Кандидата­ми и членами ревизионной комиссии ЦК КПСС, вкратце изло­жил высказанное ими мнение. Сказал также о том, что я звонил в Пицунду Н. С. Хрущеву, докладывал ему о ходе дел в респуб­лике. Ничего особого со стороны Н. С. не заметил. Разговор он вел спокойно, интересовался, сколько Украина сдала хлеба, я ответил, что уже сдано 720 млн. пудов. В разговоре с Брежне­вым я заметил какую-то неуверенность в его высказывании по «делу», и меня это встревожило. Я позвонил Н. В. Подгорному, высказал свое беспокойство. Я знал, что Подгорный занимает более определенную и решительную позицию. Подгорный меня несколько успокоил, сообщив мне, что «все идет нормально, правда, под нажимом, потому что Леня расхолодился. Но от­ступлений нет, Полянский и Шелепин активно «работают» с другими республиками и членами ЦК по Российской Федера­ции, уже собран материал для доклада на Пленуме ЦК.

B. П. Мжаванадзе по нашему поручению проводит определен­ную работу с Мазуровым — он тогда бьш первым секретарем ЦК Компартии Белоруссии и занимал отрицательно-выжида- тельную позицию. Пришлось с ним вести разговор второй раз и уже на более «откровенной основе». Мне снова пришлось вести разговор с Брежневым и Подгорным, ибо уже до меня самого начали доходить слухи о том, что в Москве якобы существует группа, настроенная против Н. С. Хрущева. Это было признаком «утечки информации» и наших разговоров и замыслов — все это было опасно и чревато большими непри­ятностями.