Неизвестно - Черняев 1984

Не пошел. А пробежался по пустынному Садовому кольцу, потом пошел пешком в Кремль, на прием. Мелькания: объятия с Урбани. Для меня - пожизненное приглашение в Люксембург, очень уж я им подошел, когда был у них на съезде. И свои: Брутенц с женой, одетые по-восточному (он только что из Ливана и Сирии), его объятия с Поплавским (первый зам. управляющего делами ЦК). Стало ясно, почему он пользуется «благами», которые недоступны, например, для меня, хотя я и «кандидат в члены ЦК», а он - нет. Загладин и Арбатов с женами; Замятин, Яковлев (бывший посол в Канаде). Между прочим, он мне сообщил то же, что я услышал накануне в парикмахерской от Вольского. Я уже уходил, он только уселся. Прощаюсь с ним, а он - весельчак, говорит: «Посмотрите на этого человека, - уперся мне в грудь пальцем. - Это, кажется, единственный в аппарате ЦК зам., который не подал в академию» (в декабре туда очередные выборы и опять всех обуял психоз скачек с препятствиями, где теряются все нормы порядочности, морали, чести, достоинства, в том числе и у многих из аппарата). Не думаю, что это случайно, скорее - из одного источника.Вчера второй раз приходил Брутенц. Польстил мне - какой я был элегантный на приеме в Кремле и что ко мне «тянутся», якобы, люди: то один подойдет, то другой, сам же я ни к кому не шел. А явился он, чтоб, взяв справочник АН СССР, выбрать академиков и член-коров, отметить их галочками - и я должен им позвонить, чтоб они за него голосовали на декабрьских выборах в Академии наук.

Сегодня с этим же примчался ко мне Толька Куценков. Этот, в отличие от Брутенца, который с надрывом и сверх серьезно, в своем цинично-веселом стиле: мол, все играют в эту грязненькую игру, почему бы и мне не поиграть - такова жизнь!

И я подыграл: с серьезным видом обсуждал и с тем и другим, кому лучше звонить и с какими шансами. Хотя противно, отвратительно. Зачем меня-то втягивать? - «единственного из замов, как свидетельствовали Вольский и Яковлев, который не подал на выборы в академики»!

Но обижать не хотелось. Не хватило характера отказаться, что означало бы сказать прямо в лицо, что я их презираю.

Прочел сегодня в «Правде»: Боголюбову, зав. Общим отделом дали Героя социалистического труда в связи с 75-летием. Членам Политбюро за эту дату дают орден «Октябрьской революции», в том числе Пономареву, Устинову, а жополизу-чиновнику, который бумажки подносит, - Героя. Потому, что он это делал при Брежневе, когда был замом у Черненко, бывшем в то время в этой должности. Потому, что он и при Черненко - друга, приятеля - верный пес и наушник. Ужасно. Вот так плодят сами всяких Щелоковых, которого, наконец, «в связи с многочисленными письмами трудящихся», вывели из инспекторов при министерстве, лишили маршальского звания и орденов и исключили из партии. Только что под суд не отдали: не удобно перед Западом.

Б.Н. поехал в Бухарест к Чаушеску. Сегодня собрал меня, Загладина, Шапошникова: под впечатлением умиротворяющего обмена посланиями Рейган-Черненко, размышлял, как нам теперь организовывать борьбу против американского империализма. Отменил свои поручения, данные два дня назад на таком же совещании - чтоб со всего мира слать в Белый дом петиции с требованием от Рейгана перейти от предвыборных слов о мире к делу.

Пропагандистский склад ума подавляет само содержание ума, в котором, казалось бы, Б.Н’у не откажешь.

12 ноября 84 г.

Приближается встреча с Холландом (личным представителем Киннока), который во главе делегации лейбористской партии приедет к Черненко 21 числа.

Холланду я должен буду объяснить рамки встречи на высшем уровне. Между тем, о том, что именно я должен с ним говорить, знает только Пономарев, который не может дать мне никаких официальных инструкций, потому что сам их не знает. Правда, по моему настоянию Политбюро поручило МИДу и минобороны подготовить позицию - что можно ответить на объявление лейбористами своей страны безъядерной зоной. Но это будет готово лишь к приезду Киннока, который, однако, хочет знать нашу позицию заранее.

Вот так у нас делаются дела: в одних случаях все зажато, в других - полное безразличие к тому, что может иметь реальные политические последствия. Буду трепаться на «философские» темы.

Был у меня Волобуев (академик, бывший друг), передавал сплетни о том, как восприняли в Академии статью Бугаева и всю эту историю. Академики по такому случаю с карандашом прочитали статью Амбарцумова и пришли к выводу, что он прав (включая такие авторитеты, как столетний Дружинин, Ким и даже Минц). Вообще же академическая среда ворчит и негодует. Богомолов, где работает Амбарцумов, несмотря на грозную речь инструктора Отдела науки ЦК, заявил после обсуждения статьи в институте: ЦК нампоручил разрабатывать сложные проблемы, в том числе о противоречиях и кризисах при социализме. В этой работе могут быть и огрехи, ошибки, разные мнения. Но ЦК поощряет обоснованный риск в научном поиске. А то, что написал Бугаев, - не вклад в научный поиск, а административный окрик.

Так, что, - заключает Волобуев, - твой моральный престиж в академической среде только укрепился из-за всей этой истории, а твое заявление об отставке из редколлегии «Вопросов истории», хотя и не одобряется, но вызывает восхищение. В наши времена такие поступки большая редкость.

13 ноября 84 г.

Готовил памятку для Черненко к его встрече с Кинноком. Трудно это - «выдумывать из себя», когда понятия не имеешь не только о том, что он, Генсек, и мы вообще, готовы сказать лейбористам, но и о том, какое у него представление об этой партии, знает ли он хотя бы приблизительно, с кем будет говорить. Впрочем, это ему до лампочки: что дадут, то и прочтет скучным задыхающимся голосом. Но, увы, есть такой порожек, как Александров- Агентов, который на этот раз тоже, кажется, не знает, что же нам нужно от лейбористов и вообще, нужны ли они нам.

Умер Иван Павлович Помелов. Он долго работал в «Коммунисте», был консультантом в нашем отделе, а до этого помощником Кириленко (одно время - третье лицо в партии, рвавшийся быть вторым, вместо Суслова). Мы с ним познакомились в 1961 году летом, в «Соснах-2» (госдача), когда сочиняли доклад о Программе КПСС для Хрущева к XXII съезду партии. Он отнесся тогда ко мне, как к меньшому брату, несмысленышу, но по-товарищески и открыто. Жили вместе на терраске. Он из тех честных партийцев, которые бескорыстно делали, что партия велела в каждый данный момент, но в душе глубоко переживали бардак. Итак, еще одна смерть рядом.

15 ноября 84 г.

Вчера четыре часа говорил со Стюартом Холландом. Породистый, молодой англичанин 44-х лет, автор десяти книг и многих лейбористских документов, теневой министр. Только что был в Никарагуа наблюдателем на выборах. Совершенно свободный ум, все понимает, все о нас знает, хотя ни разу у нас не был, без антисоветских предрассудков, но по-английски практичен и откровенен в постановке вопросов.