Неизвестно - Черняев 1987

.С кормушками надо кончать. И это касается не только столовых в Москве. Это касается, в частности, таких учреждений, как наш ВАСХНИЛ.

.Ответственнее надо подходить к принятию решений. Есть заинтересованные группы, которые проталкивают свои требования. А потом при реализации решений приходится корректировать. Это имеет не только экономические, а и моральные последствия, дискредитирует нашу политику, вносит сумятицу. Нельзя без конца плодить решения.

Был период, когда надо было принять основные решения, на которых базируется вся перестройка. Но этот период в основном кончился.

.Вообще мы живем лихо: ни трудовые, ни другие ресурсы нам нипочем. В дни подготовки к 70-летию Октября из разговоров выявилось два подхода к преобразованиям: один - экономическими методами, другой - путем усиления требований. Задача не в том, чтобы обличать людей. Конечно, если человек прямо выступает против, саботирует дело, стоит на пути - тогда его надо убирать. А неумение надо преодолевать политическими средствами. Многие жизнь отдали служению стране, но сейчас не умеют по-новому, им надо помочь. У нас ведь основная масса кадров именно такова. Разносы и т.п. - это мы умеем. Но они - для того периода, который ушел! Теперь главное - поддержать и выявлять новые свежие силы.

.Не преодолена у нас еще тенденция отставания партийных организаций от процесса перестройки. Маниловщина царит во многих парторганах. А народ обеспокоен. Два с половиной года прошло, а кое-где палец об палец не ударили в смысле перестройки. Значит кто-то не хочет. Давайте тогда с такими до конца договоримся.

Мы будем контролировать и свою собственную работу, и работу всех парторганизаций.

А что касается критики, то у нас до сих пор пеленают коммунистов. Например, «Комсомольская правда», недавно опубликовала буквально детектив об одном директоре, объявившем голодовку, жалеет его.

Основная масса коммунистов, секретарей райкомов - конечно, хорошие коммунисты, но нужен контроль и помощь.

Лигачев, который вел заседание Пленума во время выступления Горбачева, спрашивает: «Как будем обсуждать?».

Голоса из зала. «Не надо! Одобрить!» и т.п.

В это время встает Ельцин, тянет руку. Горбачев, который, поднявшись от трибуны и заняв свое место за столом президиума, взял председательствование на себя, обращается к залу: «Дадим слово?»

Голоса. «Не надо! Мы же решили не открывать прения!» и т.д.

Однако Ельцин стоит и требует слова. Г орбачев уступает.

Ельцин. Хочу сказать о работе Секретариата ЦК. Стиль работы там, особенно товарища Лигачева, не изменился: недопустимые разносы, накачки, что называется, на высшем уровне. Я считаю это недопустимым на уровне Секретариата ЦК. Делая уроки из прошлого, надо прежде всего не допускать того, что было. Не допускать дискредитации ленинских норм партийной жизни.

.2-3 года прошли после XXVII съезда. Еще 2-3 года таких и произойдет дезориентация массы. Волнообразное отношение к перестройке наблюдается. Сначала был энтузиазм и подъем. Так отнеслись и к январскому Пленуму. Затем последовал июньский Пленум. И начался упадок в настроении людей. Реально люди ничего не получили. Поэтому, может быть, осторожнее подойти и к оценкам итогов, и к срокам выполнения наших заданий - 2-3 года.

Революции в деятельности партии за два года не сделаем. И окажемся с поникшим авторитетом партии.

Призываем принимать все больше документов и все больше принижаем их значение. Одно за другим. это уже неверие вызывает. .Сколько насоздавали институтов в одной только Москве! Было 1040, стало 1080.

Самый доверительный и самый откровенный разговор нужен. Он назрел на душе и в сердце.

Уроки за 70 лет тяжелые, тяжелые поражения. И они ведь складывались постепенно. Ибо не было коллективности в руководстве. Власть в Политбюро, как и вообще в партийных комитетах, была в одних руках. И один человек был огражден от всякой критики. У нас нет сейчас в Политбюро такой обстановки, но наблюдается рост славословия со стороны некоторых членов Политбюро в адрес Генсека. Сейчас, когда закладываются демократические формы товарищества, это недопустимо. Увлекаемся мы в эту сторону. И это может стать опять нормой. Не привело еще к недопустимым перекосам, но первые штришки уже есть. И надо предотвратить такую тенденцию.

Видимо, у меня не получается работа в составе Политбюро по разным причинам: и опыта нет, и другое. И отсутствует поддержка, особенно со стороны товарища Лигачева.

Я ставлю вопрос об освобождении меня от кандидатства в члены Политбюро. А что касается поста первого секретаря МГК, пусть пленум МГК решает.

Лигачев. Над своей работой надо каждому подумать. И улучшать ее... Все мы учимся... в сложных условиях, которые требуют колоссального напряжения. Отдаю всего себя без остатка. Так меня воспитала партия - работать так, чтобы лучше использована была воля ЦК, воля партии.

Я категорически отрицаю, будто Секретариат приставил к Ельцину людей, чтобы собирать негативные факты. Это противоречит моим взглядам. Я тоже работал сначала не в Москве... как и вы.

Щербицкий. Егор Кузьмич, вопрос глубже стоит, не о вас лично...

Лигачев. Ельцин на Урале работал. И с сибиряками у него отношения были обычные, как у обкома с обкомом. Я предложил его выдвинуть, пригласить в Москву... Но от этого мои требования, как члена Секретариата, к нему не должны снижаться.

В заседаниях Секретариата Ельцин фактически не принимает участия, не выступает даже по крупным вопросам. Даже - когда дело касается Москвы. Видимо, накапливал «материал», чтобы вывалить его здесь.

Славословие в Политбюро! Я к таким не принадлежу. У меня с товарищем Горбачевым честные партийные отношения.

Принципиально неправильно, что сначала народ был за перестройку, а теперь нет.

Как член ЦК я чувствую душой: народ нас поддерживает. А раз так - мы не закопаем перестройку, что бы ни произошло.

Разве так можно говорить о нынешнем Политбюро? Разве мы только и говорим там, какой Горбачев хороший? Всякое бывает на заседаниях. Но всегда - деловой разговор. Вопросы на Политбюро - это вопросы жизни страны. Перед июньским Пленумом два месяца Политбюро занималось подготовкой. Каждую неделю я докладывал, как идет дело.

Пришел в Политбюро Ельцин. Это была беда. На Секретариате старались действовать, извлекая уроки и из далекого, и не из далекого прошлого. Так действовало и Политбюро. Я официально заявляю это здесь, перед Пленумом. Вместе с тем Секретариат, Политбюро открыты для критики. Но центр работы переносим на дело, на практику. Особенно это касается Секретариата. И повышаем требовательность. Раз приняли решение, должны действовать слитно. Надо исправлять что-то - будем исправлять и поправлять. Но мне неизвестно, чтобы унижали человеческое достоинство, оглупляли человека на Секретариате или на Политбюро.