Гинс Г.К. - Сибирь, союзники и Колчак т.1

К этому присоединилось в высшей степени предосудительное с этической точки зрения поощрение доносов. «Не представленные в течение месяца предметы, — говорит статья 6-я того же декрета, — конфискуются при обнаружении без вознаграждения владельцу, но с выдачею трети вознаграждения тем лицам, которые укажут государству подлежащие конфискации предметы».

После этого все ценности стали закапываться, столовое серебро заменилось деревянными и оловянными ложками, а главное, люди стали смотреть друг на друга глазами недоверия — «не подсмотрит ли, не донесет ли».

Городской плебс

Если о сибирском крестьянстве в массе можно сказать, что оно оставалось чуждым большевизму, то о кругах городского населения будет правильно противоположное. Город всегда представлял более благодарный материал для революции. Сосредоточенное в одном месте, более восприимчивое население, при наличности агитационных средств и демагогии, легко поднять против власти и капитализма. Большевизм, с его деморализующими приемами и покровительством низким инстинктам толпы, не мог, конечно, не прийтись по душе городской черни. Грабежи при реквизициях и конфискациях и просто на улицах, и среди бела дня и среди мрака ночи, захват дворцов, вселение в барские квартиры, комиссарство — этот дьявольский соблазн власти и наживы — не могли не большевизировать городов. Сибирские города были даже более податливы заразе — с одной стороны, из-за обилия в них ссыльнокаторжного политического люда, который заполнял многие земские, городские и кооперативные учреждения и поставлял большевистствующие «верхи», с другой стороны, потому, что низшие слои городского населения очень редко встречали внимательное к себе отношение со стороны городской буржуазии, такой же замкнутой, черствой и неотзывчивой, как и другие сибиряки, по характеру типичные «колонисты».

Законы о наследстве и семье

План проведения в жизнь социализма был продуман большевиками всесторонне, и законодательство их быстро провело меры, которые должны были снести до основания весь буржуазный строй.

После национализации банков, предприятий, земли, жилищ последовало запрещение всяких вообще сделок с недвижимостью в городах («какие бы то ни было сделки по продаже, залогу и т. п. всех недвижи-мостей и земель в городах»),

В мае 1918 г. последовал декрет об отмене наследования (Известия ЦИК, № 87).

«Отныне, —говорит газета "Свобода России" (№ 33,24 мая 1918 г.), — всякий российский гражданин, проживающий в "оазисе" российской социалистической республики, должен знать, что если после всех конфискаций и контрибуций, взыскиваемых и налагаемых различными органами советской власти, у него останется еще какое-нибудь движимое или недвижимое имущество, то это имущество после его смерти будет объявлено достоянием означенной советской федеративной республики».

Из этого общего правила сделано лишь несколько изъятий. Так, если после умершего остались нуждающиеся (т. е. не имеющие прожиточного минимума), нетрудоспособные родственники по прямой нисходящей и восходящей линии, полнородные и неполнородные братья или супруг, то, впредь до издания декрета о всеобщем социальном обеспечении, они будут получать содержание из оставшегося после него имущества. Размер этого содержания не фиксирован, однако в законе он должен определяться особыми учреждениями, ведающими делами социального обеспечения и состоящими при советах рабочих и крестьянских депутатов. Далее, если имущество умершего не превышает 10 тысяч рублей, в частности, состоит из усадьбы, домашней обстановки и средств производства трудового хозяйства в городе или деревне, то оно поступает в непосредственное управление и распоряжение имеющихся налицо супруга и перечисленных выше ближайших родственников.

Наследование — институт, покоящийся не только на фундаменте собственности, но и на семейных началах. Коммунизм стремится разрушить и то, и другое. Несправедливо, говорят коммунисты, что лучшие экземпляры женского пола достаются богатеям и недоступны большинству. Отсюда логически вытекает новый решительный шаг: «национализация женщин».

Однако слухи о подобном декрете и его проведении в жизнь остались без документального подтверждения. В Омске был получен лишь декрет о расторжении браков (Собрание Узак.,№ 10, ст. 152). Упрощенность порядка расторжения брака по этому декрету достигает высшей степени.

«Брак расторгается по просьбе о том супругов или хотя бы одного супруга (ст. 1).

Убедившись в том, что просьба о расторжении брака исходит действительно от обоих супругов или одного из них, судья единолично постановляет определение о расторжении брака, в чем и выдает супругам свидетельство» (ст. 6).

Если принять во внимание и легкость вступления в брак по советскому закону (Собран. Узак., №11, ст. 160), не ограничивающему притом последовательное вступление в новый брак никаким числом (действовавший в России закон допускал лишь троекратное вступление в брак), то можно утверждать, что семейному началу советские законы нанесли все же большой удар.

Однако бытовые устои расшатываются не так легко, и законы, направленные в сторону перевоспитания буржуазной психологии, имели худшую судьбу, чем всякие национализации. Последние только разрушали, ничего не созидая. Первые даже не разрушали, а просто оставались на бумаге.

Социализм из-под палки

Из всех декретов советской власти видно, что законодатель не верил в сознательность населения и издавал для него устрашающих скорпионов.

Важнейший декрет о земле свидетельствует о том, что советские власти не доверяют способности их граждан проникнуться уважением к общественному достоянию. Он проектирует поэтому создание армии земельных комиссаров «для контроля и наблюдения за тем, чтобы все внесенное в опись не было обесценено, попорчено, продано или передано кому-либо» (Инструкция земельным комиссарам, ст. 12).

Декрет «О борьбе со спекуляцией» (Собр. Узак. рабоч. и кр. прав., № 3), устанавливающий драконовские меры воздействия против людей, которые, пользуясь тяжелым положением других, стремятся извлечь для себя максимальную прибыль, свидетельствует, что советская власть не верит в готовность «реального» человека социалистического государства пожертвовать своими интересами на пользу общую. Если принять во внимание, что революция демократизировала спекуляцию и из залов биржи перевела ее к Сухаревой башне, то подозрительное отношение советского законодательства к гражданской сознательности населения приобретает еще более показательное значение.

Тем же отношением к населению проникнуто все продовольственное законодательство советской России. Конфискации, реквизиции, секвестр, твердые цены, карательные отряды — вот система продовольственной политики советской власти, начиная с положения 27 октября 1917 г. о расширении прав городских самоуправлений в продовольственном деле (Собр. Узак. раб. и кр. прав., № 1, ст. 7).