Неизвестно - Сергеев Виктор. Луна за облаком

От завода железобетонных изделий на совещании выступила Даша Елизова. Голос ее звучал глухо, но спокойно. Она подчеркнула, что «бетон требует к себе самого внимательного отношения, что опы­ты товарищу Трубину следует продолжить, что он находится на пер­спективном и интересном пути, но до производственного внедрения еще далеко».

— Мы не знаем, что произойдет летом,— заявила она. —Летом фундаменты могут не выдержать.

— Почему?— спросил Шайдарон.

— Если бы можно было ответить на все «почему»,— развела руками Елизова.— Изменяется температурный режим, характер ат­мосферных осадков, да мало ли что... Вот подойдет лето и проверьте. Я первой буду приветствовать вас, если прочность бетона сохранится.

Шайдарон и Каширихин попросили членов комиссии подождать с неделю.

— Что это вам даст?— спросил председатель. — Не думаете ли уж вы, что члены комиссии изменят свое отношение к бетонирова­нию?

— Нет, не думаем. Этот срок нам потребуется для выяснения кое-каких деталей,— ответил управляющий.

Члены комиссии не возражали подождать неделю. Директор комбината заявил, что это будет «последняя неделя» и, если строите­ли не внемлят здравому смыслу, он напишет в обком.

Глава девятнадцатая

Нежданно-негаданно Бабий при­гласил Трубина на свои именины. Трубин хотел, было, отказаться.

До именин ли ему... Но Бабий не отставал: «Не обижай, Григорий Алексеич! Ни разу же не был у меня».

Софья, обычно не охочая до гостей, согласилась пойти к Бабию.

Григорий удивился. Уж не надумал ли Бабий свести его с Софь­ей? Да и та странно вела себя. Согласилась пойти...

На именины пришли бригадиры Цыбен Чимигдоржиев и Аким Твердохлебов, Колька Вылков, Рая, Мих. Остальных Григорий не знал. Напротив его сидел со скучающим виноватым лицом бригадир плотников Твердохлебов. «Чего он скучает?— подумал Трубин. —II почему у него виноватое лицо?» Рядом с Твердохлебовым сидела красивая женщина. Она была красива правильностью, соразмернос­тью форм и линий лица, рук, ног. Она глядела на всех строго, держа­лась недоступно и похожа была на афинскую богиню.

Именинник старательно скрывал свой возраст, дурашливо вык­рикивал, играя плечами:

А я мальчишка лет семнадцать, двадцать, тридцать, сорок...

Менялись тосты, менялись закуски. Только настроение Трубина не менялось. Водка сделала его еще более мрачным и менее разговор­чивым. Шутки и смех казались неуместными. Какая-то убогая се­рость надвигалась на него отовсюду.

Жена Бабия, полная, кудрявая, раскрасневшаяся, кричала через весь стол такой же полной и раскрасневшейся жене Твердохлебова:

— У каждой жены есть «дело» на своего мужа. У каждой на каждого! Ты отдай мне «дело» на своего мужа. Отдай!

Та смеялась и несогласно мотала головой.К Трубину подсел Бабий. Заговорил быстро, несвязно, не всегда понятно:

— Уважаю тебя. За что? Сам знаешь. Вот как! А эта комиссия... Я тебе говорил, Григорий Алексеич! Предупрежда-ал!

— Давай не будем...

— А ты знаешь, что у меня жена всегда говорит? «Не ты моя половина, а я твоя половина». Во как! Видел? «Не я твоя половина, г ты моя половина». «Не-ет, погоди! «Не ты моя... не я твоя полови­на». Че-ерт, совсем запутался в этих «половинах»!

Бабий повернулся к Софье, заговорил туманно:

— Две хорошо относящиеся ко мне женщины спрашивают: «Вы, Георгий Николаевич, наверное, душа в душу живете с женой?»

А сам бочком косился на жену — хотел понять, слушала она его или нет. Убедился, что не слушала. И сразу потеряв интерес к нача­тому разговору, спросил:

— Вам нравится моя двоюродная сестра?

Это он про «афинскую богиню».

— Нравится,— сказала Софья.

— Когда она идет с мужем, голову держит так... кверху. Прямо загляденье.

Трубин улыбался. Гнетущее чувство постепенно рассасывалось. «Этот Бабий мертвого рассмешит»,— думал он. И тут он вздрогнул от какого-то знакомого, полузабытого слова, произнесенного Бабием. Трубин прислушался. Именинник рассказывал Софье о... Флоре. «Вот уж ни к чему,— поморщился Григорий. — И что он может набол­тать? Чего он знает? Испортит ей, Софье, вечер».

Софья уже не обращалась к Трубину, словно забыла о нем, и вся как-то сразу сникла, поскучнела. «Ну вот, наболтал... как же я его не предупредил?— досадовал на себя Григорий. — Не надо было ходить на эти именины».

— Я хочу выпить с вами!

Это сказала Трубину двоюродная сестра Бабия.

— Вы такой хмурый. Улыбнитесь хоть, что ли. Ну, выпейте!

Он хотел отказаться под каким-либо предлогом, но тут же вспом­нил, что Софья на него обиделась и встречное чувство обиды охвати­ло его: «Подумаешь, Флора! Ерунда какая».

Он выпил.

— Вы любите лесные цветы?— спросила она его и, не ожидая, что он ответит, заговорила: — В них что-то есть от леса, от его могу­чей и простой красоты.

«Вот тебе и афинская богиня»,— подумал Григорий.

В ее узких, подведенных стеклографом, глазах что-то блестело живое и теплое. Она не отпускала его от себя ни на минуту и, каза­лось, что все остальные люди, находившиеся здесь, для нее не суще­ствовали. Он пытался вежливо умерить ее, но это ни к чему не при­вело.

— Вы, оказывается, трус,—шептала она ему, не переставая улы­баться.— Ой, какой трус!

Танцевала она только с ним, пила только с ним, садилась только рядом с ним. Трубин пытался пристроиться к Цыбену Чимитдоржи- еву, но она и тут не оставляла его в покое. Становилось неудобно перед Софьей, перед хозяевами.

Трубин нарочно заговорил с Чимитдоржиевым о стройке, подоз­вал Твердохлебова, просил будто бы совета:

— Что делать с «Гидроспецфундаментстроем»? Им мешают пли­ты, они хотят их снять...

— Они же приварены, эти плиты,— ответил Чимитдоржиев.— Надо посмотреть...

— Приваренные плиты отдирать неположено,— вставил Твер­дохлебов.

— Ничего-о!— горячился бригадир монтажников. — А мы сни­мем и сделаем обратный монтаж. Верно, Григорий Алексеич?

— Мужчины! Опять о своем производстве?— вмешалась хозяй­ка. — Прекратите сейчас же! Штрафную нальем...

Но мужчины уже были задеты за живое.

— Плиты — что? — заговорил Твердохлебов.— Вот вы скажи­те, куда мне лишний тес? Я не Пашка Патрахин... с его бензином...

— По уму сдайте на склад,— засмеялся Чимитдоржиев и, подра­жая Шайдорону, добавил: «Сдадите на склад и мы вас поймем, не сдадите — не поймем». А вообще-то... Что твой тес, Твердохлебов? У меня вот сварщики простаивают. Сак не действует, сальника нет... У двигателя отсутствует магнето и электрическая часть замонтирована неправильно — от генератора. Схему запутали... И сами разобраться не могут.

— У сака же свой аккумулятор.

— А динамо нетути...

— Но понижающий трансформатор есть?

— Никто ничего не знает,— отрезал Чимитдоржиев. — Странно... Возьму сак из резерва.