Неизвестно - Дернович «Литва» и «Русь» XIII-XVI вв. как концепты белорусской историографии

1. государственно-политическая принадлежности литовцев, белорусов, украинцев и представителей других этносов, населяющих ВКЛ;

2. жителей западной части ВКЛ, в XVI в. охватывающей воеводства Виленское и Троцкое;

3. «собственно литовский этнос» (преимущественно на территории Аукштайтии);

4. литовский этнос в более широких границах, в том числе балтов Подляшья и западных земель Беларуси.

По мнению Галенчанки, политоним или территориально-политическое определение белорусов как «литвинов» в тот период не переросло в эндоэтноним. Эндоэтнонимом предков современных белорусов и украинцев в XIV-XVI вв., а в определённой степени и позже, был термин «Русь» («люди руские», «русины»). «Русь» как понятие историко-территориальное в границах ВКЛ относилось к территории на восток от Минска, в то время как эндоэтноним этот термин распространялся на весь белорусский (и восточнославянский!) этнос, в том числе на Подляшье. Беларусский историк считает, что до эпохи Реформации главные этносы и этнические группы ВКЛ в основном сохраняли свою монорелигиозную структуру, причём «руской» верой было православие. В результате реформации и Брестской унии в кругах белорусской и украинской интеллигенции, образованных шляхты и мещанства укоренились новые представления, содержащие в большей степени «этнодифференцирующие» компоненты - происхождение, «кровь», язык [59].

К несколько иным выводам пришёл Вячеслав Насевич. По его мнению, в XVI в. термин «Русь» имело два значения. С одной стороны это был суперэтноним, общее название всех народов, которые возникли на территории Киевской Руси. Как и украинцы, предки современных белорусов назывались «рускими», «русинами» не потому, что отождествлялись с жителями Московской Руси, но потому, что считались потомками и наследниками Руси IX-XIII вв. Термин «русины» имел кроме того значение религиозное - православие было «руской» верой. С другой стороны, понятие «Русь», так же как «Литва» и «Полесье», было субэтнонимом - названием одной из частей этничной территории белорусов. Эта «Русь» распологалась над Двиной и Днепром на восток от линии Браслав - Логойск - Петриков. Таким образом. Названия «Литва» и «Русь» были субэтнонимами для части белорусов и литовцев. При этом, по Насевичю, ни белорусы, ни литовцы не имели названия, которое бы охватало полностью их этническую территорию - «собственных названий на уровне этносов не было» [60].

Исследователь из Могилёва Игорь Марзалюк собрал и систематизировал обширный материал и пришёл к выводу, что понятия "Литва", "литвины" и "Русь", "русины" в XVI в. относились к разным этническим группам. Важным тут выглядит противопоставление в документах «языка литовского» и «языка руского». По наблюдениям Марзалюка нигде, кроме Вильно, Трок и Гродно не проводится в «мейских» книгах (делопроизводственные материалы городского самоуправления) противопоставления этих народов. Обычно для обозначения католиков и православных используются обозначения «закон римский» / «вера ляцкая» и «закон грецкий» / «вера руская» [61]. Для Марзалюка предками белорусов являются только русины.

Публикация этой книги И. Марзалюка вызвала оживлённую дискуссию [62]. Довольно резкой и пространной рецензией отозвался на неё Генадзь Саганович, который назвал глубоко ошибочной исходную установку Марзалюка о тождественности этнического и конфессионального. Саганович считает, что Марзалюк использует «двойной стандарт, смешивая этнонимы и конфессионимы» [63]. Одновременно рецензент утверждает: "...если не подбирать источники только под свою конструкцию, то нетрудно увидеть, что термин "Русь" в те времена использовался как самоназвание и в Московском государстве, и на православных землях Речи Посполитой. Но, хотя элита Украины и Беларуси стремилась монополизировать права на его использование, она хорошо представляла религиозно-культурное родство с великоруссами" [64]. Основополагающая мысль Сагановича в этой дискуссии - одного самоназвания для белорусов во времена ВКЛ не существовало. "Коллективная идентичность тогда и не могла быть единой, так как человеческие сообщества обычно владеют разноуровневой системой самоотождествления. В одном этносе могло существовать несколько форм самоидентификации". И далее: "В ВКЛ, думаю, можно было одновременно быть и "литвином", и "русином" - это не вызывало конфликта в сознании того времени, и только в индустриальном обществе одновременная принадлежность к нескольким нациям стала невозможной" [65]. Кроме того, рецензент обращает внимание, что синонимическое использование терминов "нация" и "народ" является ошибочным. "В то время слово "народ" не означало этнического сообщества в современном смысле, а понималось как сословие, корпорация, объединённая правами и обязанностями, словом - "народ шляхетский". Мещанство из него исключалось, не говоря уже о крестьянстве" [66].

Г. Саганович предложил как бы более эластичную модель социума ВКЛ. В этом он оппонирует более жёсткой этноконфессиональной и социокультурной конструкции И. Марзалюка, так же имеющей своё обоснование. Но в действительности и взгляды Сагановича не лишены противоречий. Отвергая тождественность этнического и конфессионального, Саганович сам утверждает, «что «рускость» была категорией скорее конфессиональной» [67].

В своей новой книге И. Марзалюк, исследуя этнический и конфессиональный мир белорусского города XVI-XVIII ст., даже структурно распределил материал для анализа в соответствии с историческим делением: отдельно рассматривались города Белорусского Поднепровья и Подвинья, отдельно - «исторической Литвы» и Подляшья. При этом автор стремится показать, что существовала устойчивая традиция отождествления на уровне массового сознания православия (и позже униатства) с «руским» (старобелорусским) этносом, а католицизма - с литовским и польским этносами. К тому же римо-католицизм отождествлялся с польскими культурной традицией и языком [68].

Интересно, что во вступлении своей книги, полемизируя с Сагановичем, Марзалюк определил базисные методологические расхождения между ими: «В одном Г. Саганович прав - я настоящий примордиалист. Позиция примордиалистов в определении феномена этничности мне кажется куда более научной и приближенной к реалиям, чем конструктивистов, многие из которых просто «грешны» на субъективный идеализм» [69].

Примордиализм является самым старым из научных подходов к представлению об этничности. Представления об этносах как сообществах, соединенных кровно-родственными (биологическими) связями, положенные в основание примордиализма, имеют свои истоки еще в философии античности. Считается, что как современный научный подход эти представления стали складываться в начале ХХ века после работ Э. Дюркгейма о групповой солидарности. В рамках конструктивизма этничность понимается не как некоторая данность, но как результат созидания, как инновационный акт творческого воображения. Очень сложным путем и благодаря действию многих механизмов этническое сознание, однажды зародившись, развивается путем последовательных переопределений на всех уровнях личности, группы и общества. Со временем оно стремится к проецированию себя на все более обширные социальные пространства. Процесс социального конструирования происходит и на индивидуальном, и на групповом уровнях; в ходе бесчисленного множества взаимодействий в обыденной жизни индивиды участвуют в постоянном процессе определения и переопределения самих себя. Самосознание понимается не как некая "фиксированная суть", а как "стратегическое самоутверждение".