Санин Евгений - Исцеление Вечностью

- Хорошо, поговорим о ней завтра! – примирительно сказал Альбин. – И я тебе все разъясню.

- Не хочу завтра! Хочу прямо сейчас! – заупрямился Клодий. - Давай немного пофилос-с-софс-фс-твуем! – запутавшись пьяным языком в слове, кое-как выговорил, наконец, его он.

- Давай! – не желая спорить – пусть и с нетрезвым, но все же начальником - не очень охотно согласился Альбин.

- Вот смотри! – водя перед его лицом указательным пальцем, стал призывать к вниманию Клодий. – Если правы философы-атеисты, то живешь, живешь, а потом – бац! И нет тебя. Всё – темнота, навсегда! Жаль расставаться со своим «я», - зябко передернул он плечами и продолжил: - А если правы эллины – то опять же: какая радость вечно пресмыкаться в их сером мрачном аиде? И твоей блаженной Вечности я не достоин потому что – ну не верю, что хочешь делай со мной – в твоего Бога! Вот я и пью!

Клодий поднял голову и с вызовом посмотрел на Альбина:

- А что? Сам Траян пьет! И ничего! Правда, говорят, потом такие эдикты выпускает, что наутро сам хватается за голову. И в конце концов, хвала богам, издал такой закон, по которому считается недействительным все, что он подпишет будучи в нетрезвом виде!

- Ну, слава Богу, ты не Траян, проспишься к утру, и государство от этого не пострадает! Тем более твое состояние!

- А-аа! А вот тут ты не прав! - Клодия качнуло так, что Альбин с Грифоном едва успели усадить, а потом и уложить его на ложе. Поразительно, но рассуждая на деловую тему, он даже пьяным говорил совершенно трезво: - Пускаясь в это путешествие, я пошел на огромный риск! Выгода от вложения средств в такой новой провинции, как «Аравия», столь велика, что я решил взять с собой почти все то, что имею!

- Ты хочешь сказать, что заполнил трюм золотом, обмазав его глиной, чтобы все думали, что это простой балласт? – шутя, подмигнул Грифону Альбин.

Но тот от огорчения, что придется откладывать столь важный для него разговор, принял все за чистую монету.

Зато Клодию эта шутка неожиданно понравилась:

- Ха-ха! - засмеялся он. – Если Траян после Азии решит завоевать, как Александр Македонский, Индию, я именно так и сделаю! Золото - вместо балласта! Ха-ха-ха! Ха… ха…

Смех Клодия постепенно угас и перешел в громкий храп.

Альбин и Грифон снова переглянулись.

Начальник одного и господин другого - уже спал.

- Ну ладно, продолжим о серьезном, когда протрезвеет! – решил Альбин и вопросительно посмотрел на Грифона: - А ты почему не поговорил с ним?

- Да по той же причине! – вздохнул тот. – Конечно, я раб, но и у меня может быть серьезное дело, которое мне дороже всего на свете…

Альбин посмотрел на него и, совсем как недавно у него самого Клодий, спросил:

- Не понимаю, с такими деньгами и такой жаждой свободы – почему ты до сих пор просто не сбежал от него?

- И рад бы! - развел руками Грифон. - Но… не могу!

- Почему?

- Совесть потом замучит…

В этом не было ничего нового для хорошо знавшего раба Альбина. Он столько раз уже задавал этот вопрос и получал тот же ответ.

Только на этот раз слово «совесть» было сказано таким тоном, словно Грифон уже ненавидел ее…

9

Утром Александр проснулся не выспавшийся и совершенно разбитый.

Причин тому было несколько.

Сначала вечером, не давая ему уснуть, Вера долго говорила по телефону, судя по долетавшему имени, с Гульфией. Потом, после этого, всю ночь через стенку слышался ее сильный надрывный кашель. К тому же несколько раз, словно нарочно выбирая моменты, когда он начинал засыпать, в комнату пытался пробраться рыжий кот. К счастью, Александр предусмотрительно приставил к двери кресло, и все его старания оказались безуспешны.

Только под утро он уснул, наконец, крепким, сытным сном, но почти тут же щелкнул дверной замок, и в коридоре, а затем на кухне раздался громкий женский голос, зовущий Веру.

Это пришла Гульфия, худенькая, смуглая женщина с большими печальными глазами.

Александр, выйдя из своей комнаты, вежливо поздоровался с ней, услышал такой же учтивый ответ и увидел на кухонном столе банку сгущенки, пряники, сыр, копченую скумбрию, ветчину, грецкие орехи и большие зеленые яблоки.

- Вот! Выполнила заказ вашей хозяйки! – показывая на них, скромно сказала Гульфия.

- Спасибо! – обрадовался Александр и услышал в ответ уже не вежливое, а искренне-радостное:

- Это вам спасибо! А то все ей «ничего не нужно» или в лучшем случае, какую-нибудь кашку. А так хоть не зря сегодня приходила. Да и Верочка, смотрю, с вашим появлением ожила. Вон, какая умница и красавица сразу стала!

Она улыбнулась Александру, как старому знакомому – видно, Вера успела вчера рассказать ей о нем только хорошее - и ушла.

- Ну зачем ты так? – оставшись наедине с Верой, накинулся на нее Александр. - Тебе же нельзя много разговаривать. С бронхитом не шутят! Хочешь, чтобы в воспаление легких перерос?

- Да нет, ничего… - усталым голосом ответила Вера и виновато посмотрела на Александра: - Прости, я своим кашлем, наверное, тебе всю ночь не давала спать? - и в ответ на его недоуменный взгляд, объяснила: - Слышала, как ты на нашем скрипучем диване ворочался.

- А-а, вот оно что! – понял Александр и решил успокоить безнадежно больного человека святой, как иногда называют ее, ложью. – Да нет, - сказал он, - просто в голову все эти римляне-эллины лезли. Книгу ведь срочно сократить надо. А это – как по-живому резать!

- Ничего, зато после газеты она выйдет на широкий простор! – успокоила его Вера.

- Дай-то Бог! – мечтательно проговорил Александр и, глядя на ее любимые продукты, нетерпеливо потер ладони: - Ну что, позавтракаем?

- А утреннее правило? – с недоумением глядя на Александра, напомнила Вера. – Ты же говорил, его следует читать до еды!

- Ах, да – совсем забыл!.. – смущенно пробормотал тот. – Ну что, тогда пошли ко мне?

Вера с радостью согласилась.

Они вошли в его комнату, и Александр - по-монастырски - быстро и монотонно прочитал все положенные утренние молитвы.

- А почему ты их так читаешь? – спросила Вера, когда они вернулись на кухню, и Александр принялся разжигать газ и ставить чайник.

- Как это? – не понял он.

- Ну, без выражения, что ли. Говоря словами классика – как пономарь!

- А я пономарь и есть! – засмеялся Александр и уже серьезно, нарезая сыр, хлеб, рыбу, принялся объяснять: - Видишь ли, после того, как я первый раз читал братии в храме, вкладывая чуть ли не в каждое слово побольше чувства, выделяя то, что считал главным, и слегка подвывая, один монах подошел ко мне и спросил: «А почему ты молился сейчас место меня?»

«Как это?» - вот так же, словно ты сейчас меня, не понял его я.