Санин Евгений - Исцеление Вечностью

- Эй, келевст! Слышишь ли ты меня?

- Да! – появившись у борта, неохотно ответил келевст. Он был явно огорчен и растерян. - Чего тебе надо? Мало того, что ты обманул меня, так хочешь теперь еще и надсмеяться надо мной?

- Нет! – еще громче, придавая своему голосу угрожающие нотки, прокричал Клодий. - Я вернулся, чтобы сказать, что Посейдон не простит тебя! Это так же точно, как то, что в трюме нет и никогда не было моего золота! Ты невинно губишь нас, и я призываю великого Посейдона быть судьей между нами! И – как можно скорее!

Клодий успел как нельзя вовремя. Иначе появившийся вдруг порыв ветра отнес бы его слова в сторону, и келевст просто бы не расслышал их. Но он услышал все, что хотел римлянин, и неожиданный для него, но ожидаемый сидевшими в лодке порыв ветра смутил его не на шутку.

- Видишь?! – заметив это, торжествующе прокричал Клодий. – Посейдон действительно справедливый и страшный на возмездие бог! Он услышал меня, и теперь начнется страшный шторм, который вас увлечет в морскую пучину, а нас, наоборот, вынесет к берегу!

С самым невозмутимым видом он снова уселся за весло и кивком приказал своим спутникам отплывать от корабля.

Новый, еще более сильный порыв ветра ударил келевста в спину. Он оглянулся и увидел быстро растущую штормовую тучу. Она прямо на глазах заслоняла все небо, и в черных недрах ее, словно змеи, мелькали ослепительные молнии.

При виде этого келевста охватил суеверный страх, который стал расти в его сердце, как эта туча. Впервые в жизни он ощутил настоящий животный ужас. Ведь сейчас его мог постичь гнев Посейдона – единственное, чего он боялся в этом мире!

- Эй! – крикнул он, пользуясь тем, что ветер, подхватывая его слова, мчал их вдогонку за лодкой: - А если мы вновь возьмем вас на борт?

Клодий попытался ответить, но поняв, что келевст уже не услышит его, красноречивыми жестами - на море, небо и судно - объяснил: ты верни, а там, может, твой бог и простит тебя!

Келевст согласно кивнул. А что ему оставалось делать? Он надеялся на веслах дойти до берега и причалить в укромном месте. Но эта невесть откуда появившаяся туча спутала все его планы. В шторм, без опытного капитана, даже такое прекрасное судно, как «Золотая стрела», сразу же превратится в беспомощную щепку на могучих волнах. Поэтому, как ни крути, а этот проклятый римлянин прав…

И он приказал рулевому изменить курс и догнать лодку.

Рабы – и оставшиеся верными своему господину и особенно предавшие его, изо всех сил постарались, чтобы поскорее поднять римлян на палубу.

Капитан сразу же бросился на свой капитанский помост и принялся отдавать команды словно бы ожившим матросам.

Все ожидали от Клодия слов упрека, угроз...

Но он, не говоря никому ни слова, скрылся в каюте и… тут же вернулся с боевым луком и полным колчаном стрел. Он наложил одну из них на тетиву и крикнул никак не ожидавшему этого келевсту:

- Я опытный охотник, келевст! Альбин и мои рабы могут подтвердить тебе это. Льва убиваю одной стрелой! Поэтому предлагаю тебе без сопротивления поменяться со мной местами. Короче говоря, ступай в лодку вместе со всеми, кто осмелился предать меня!

Услышав это, Грифон опустил голову и первым сделал шаг к борту, под которым была лодка.

- А ты куда? – остановил его Клодий.

- Туда… - потерянным голосом отозвался раб. - Я же ведь первым тебя предал!

- Не-ет! Ты мне еще нужен! – с холодной усмешкой остановил его римлянин. - Поэтому оставайся! Но если предашь меня еще раз, то даю слово, казню так, что утонуть в шторм покажется тебе за счастье! А вы что стоите? Особенно ты! – перевел он жало стрелы на предавших его рабов, остановив ее на том, который нагло вел себя в его каюте: - Я сказал, марш в лодку!

Келевст с рабами замешкались, не зная, просить Клодия о пощаде или же сразу выполнять его, похожий на смертный приговор, приказ.

И тогда Клодий, не долго думая, выстрелил в наглого раба. И пока тот падал к ногам келевста, мгновенно выхватил из колчана новую стрелу и снова натянул лук.

- Ну, долго мне еще вас упрашивать?

Не зная, кого опасаться больше, стрел Клодия или уже ревущего в снастях шторма, келевст, а за ним и предатели-рабы, решили, что в последнем есть хоть крошечная надежда, обреченно направились к борту.

- Клодий! Останови их! – попросил, не выдерживая этого, Альбин.

- И не подумаю! – отозвался тот.

- Но ведь сейчас начнется шторм, и они неминуемо погибнут!

- Точно так же, как сами хотели погубить нас!

- Прошу тебя, - принялся умолять Альбин, - не уподобляйся им и не становись сам убийцей!

Но Клодий был непреклонен:

- Нет, они не заслуживают ни малейшего снисхождения!

И тогда Альбин, решив призвать на помощь все, что говорил ему эти дни, грозно спросил:

- Ты же ведь хочешь, чтобы в День Судный простил тебя Бог?

- Ну допустим, хочу!

- Тогда прости и их! Поверь, это – обязательное условие!

Клодий в нерешительности покосился на Альбина и тот, заметив это, с деланным упреком добавил:

- В конце концов – ты ведь римлянин и должен делать все по закону?

- По закону? – неожиданно оживился Клодий. - Ну ладно, сделаем по закону! Хотя, честно говоря, зря ты напомнил мне это…

- Почему?

- Сейчас сам поймешь! В лодке у этого келевста был хоть малейший шанс спастись, благодаря заступничеству так любимого им Посейдона, а теперь…

Клодий остановил уже начавших спускаться в лодку рабов и велел им связать келевста.

- Так-то ты отвечаешь на мою милость? – прорычал тот, готовый броситься и растерзать римлянина, но, видя, что жало стрелы направлено прямо ему в сердце, покорно протянул руки:

- Ладно, твоя взяла…

Рабы быстро связали его корабельным канатом.

- Так-то оно будет лучше! – усмехнулся Клодий и, опуская стрелу, наконец, ответил на вопрос келевста: - А что ты хотел - чтобы я благодарил тебя за это? Ты – бунтовщик! И поэтому по закону я обязан сдать тебя властям в ближайшем порту. А что они там с тобой сделают – посадят в медного быка, под которым разведут огонь или распнут на кресте, меня уже не касается! В трюм его! С предавшими рабами я разберусь потом! – приказал он. – А сейчас все по местам! Слушать теперь только капитана!! Спасать судно!!!

И, пригласив Альбина следовать за собой, скрылся в каюте в надежде переждать там шторм, всей яростью набросившийся на одинокое в обезумевшем морском просторе судно…

5

С этой первой и последней прогулки, как заметил Александр, в состоянии Веры стала прослеживаться строгая закономерность. Все было хорошо и спокойно, пока она молилась, не осуждала бросившую ее на произвол судьбы сестру с подругами и терпела недостатки окружавших ее людей. Но стоило ей только опять со злобою вспоминать прошлое, или быть властной и жесткой, как болезнь возвращалась. Причем, с каждым разом все в более сильной форме.