Санин Евгений - Чудо - из чудес

Не успела Лена с облегчением выдохнуть, видя, что Стас так толком и не понял, что к чему, как Олег принялся рассказывать ей, что журналистка, являясь первой читательницей рукописи, настолько потрясена материалом, что уже отказалась писать в свою газету статьи против Церкви!

— Какая еще журналистка? — рассеянно переспросила Лена.

- Ну, редактор и корректор книги! – напомнил Олег.

- Кар-р-ректор! – тут же подхватила, услыхав незнакомое слово ворона.

- Час от часа не легче! Горбушечка, миленькая, помолчи! – умоляюще попросила ее Лена. – Я тебе лучше завтра твою икар куплю!

- Икар-р-р! Икар-р-р! - охотно согласилась Горбуша.

Это слово было ей намного вкусней и приятней.

Студенты еще немного поговорили с хозяевами.

К радости Лены — уже только о своих делах.

Предстоящей учебе, заботах…

О том, что отправили еще одну посылку для Ника.

И получили от него письмо.

Ник сообщал в нем, что впал было поначалу в страшное уныние, и если бы не храм, в котором он бывает каждую свободную минуту и где уже помогает алтарником, то неизвестно, чем бы все это кончилось…

Когда они ушли, Стас, продолжая держать в руках монету Пантикапея, который в угоду Августу был переименован в Кесарию, сказал:

- А знаешь, эта Ирина, сама того не подозревая, подсказала мне великолепный ход совмещения художественного с духовным, по сути дела, целую главу! Вот, слушай!..

- Стасик, погоди! – как всегда спохватилась Лена.

Стас отвернулся к окну, чтобы не мешать ей.

Но зрению у Лены в последние недели упало настолько, что ей трудно было даже поменять батарейки в диктофоне.

В конце концов, не выдержав, он подошел к ней, сам сменил батарейки и включил диктофон.

- Как! – ахнула, изменяясь в лице, Лена. – Ты что - все знал?..

- Ну, скажем, так – догадывался! – успокоил ее Стас и самодовольно улыбнулся: - Ведь ты давно уже делаешь это для того, чтобы наш малыш, когда вырастет, знал, чем занимались, ожидая его появления на свет, родители? Ну и, чтобы я не забыл, некоторые очень даже интересные подробности, которые могут пригодиться, когда я, наконец, сяду за эту книгу…

И принялся рассказывать о том, что Элия, наконец, встретила уже крестившегося Юния. Она думала, что тот не узнает ее. Но все оказалось наоборот. Он-то сразу узнал. А вот она никак не могла признать в просветленном, чистом и добром юноше того самого ветреного парня, которого и полюбила-то только за то, что он был единственным из всех мужчин, который предложил ей выйти за него замуж!

Услышав от апостола рассказ, как Христос не осудил женщину, взятую в прелюбодеянии, она долго билась на земле в рыданиях. Каялась. Тоже крестилась. Дала клятву никогда больше не нарушать телесной чистоты. И несмотря на то, что ее пытался соблазнить большими деньгами Маний… а затем — Постум, по солдатской привычке силой хотевший овладеть ею —– да не дали Юний и подоспевший к нему на помощь Янус — она сумела сохранить себя.

И вместе с Юнием не поверила собственным ушам, когда апостол благословил их на брак, после которого они стали ждать ребенка…

Около Колхиды, до последнего защищая апостола от разбойников, которых с тайным умыслом навел на безоружных людей Янус, погиб Харон.

Затем апостол с учениками, ставя всюду большие Кресты, дошли до Боспора, где в Херсонесе Элия совершенно случайно встретилась со своим отцом.

Тит Элий готов был осыпать свою единственную дочь золотом.

Соглашался принять в семью даже Юния.

Купил им дом.

Потребовав лишь одного: чтобы они отказались от Христа.

После чего они сразу сбежали.

Вновь присоединились к апостолу.

И тогда, опять-таки не без вмешательства Януса, опальный всадник отправил вслед Элии с ее мужем своих верных людей — шпионов с приказом сделать все, чтобы погубить Юния и вернуть ему дочь…

7

— Юний? — изумленно качая головой, только и смог вымолвить Ахилл.

… В Неаполе Скифском Юний, наконец-то нашел своего отца.

Изнеможденный непосильным трудом в подвалах терм Лакон мечтал уже только лишь об одном.

Хотя бы минуту побыть наверху, на свежем воздухе и взглянуть на солнце, которого не видел столько лет…

Едва взглянув в чистые, светлые глаза Юния, он без всяких сомнений открыл ему тайну, где спрятал сокровища.

И умолял его только об одном: спешить как можно скорее, так как он может не дожить до счастливого дня своего освобождения…

Потрясенный Юний, видя, что отец уже и правда может не прожить столько времени, немедленно бросился к его хозяину и стал просить за неимением выкупа взять в рабство взамен Лакона… самого себя!

Тут же они составили договор, скрепили его подписями свидетелей.

И старика Лакона, к величайшему его счастью и небывалому наслаждению, вывели наверх, где он впервые за несколько лет вдохнул глоток свежего воздуха и увидел свет.

Тем временем Юний, отпросившись ненадолго у своего господина, сообщил обо всем жене.

Он успокоил Элию тем, что у него есть надежный план.

Янус съездит за сокровищами в Синопу и быстро выкупит его из неволи.

Как нарочно, Янус куда-то запропастился, и хозяин, боясь, что Юний исчезнет теперь уже навсегда, едва дождавшись его, сразу повел на рынок и… выставил на камень продажи рабов.

Маний и бывший воин Постум, узнав, в чем дело, твердо пообещали плачущей Элии выкупить ее мужа.

Маний был уверен, что не только на одного, но даже на десяток хороших рабов у него достаточно золотых монет.

— Я тоже сохранил все деньги, которые получил за все время службы и, если у него вдруг не хватит, выкуплю твоего мужа! — как можно мягче своим обычным грубым голосом добавил Постум. – Но только с одним условием!

- Каким ?…- с тревогой вскинула на него глаза Элия.

- Ты должна успокоиться! Чтобы ваш с Юнием ребенок родился здоровым и крепким!

Элия подошла к Постуму и поцеловала его:

- Спасибо тебе, брат!

По щеке бывшего воина покатилась слеза.

- Что с тобой ? – забеспокоилась Элия.

— Ничего, – отвернувшись, глухо проронил Постум. – просто меня первый раз в жизни сама поцеловала женщина. Причем та, которую я… люблю!..

…А торг уже был в самом разгаре.

Глашатай кричал, на все лады расхваливая Юния.

— Даю две тысячи драхм! – начали предлагать покупатели.

— Две сто!..

— Две пятьсот…

— Три тысячи! – прерывая их, с победным видом помахал над собой тяжелым кожаным кошелем Маний.

Как всегда быстро соображающий Юний был почему-то не спокоен.

Он повсюду искал глазами Януса.

И все больше тревожился, слыша возбужденные голоса то Мания, то Постума:

Три триста!

Три пятьсот!

А тут еще новая напасть…

Неожиданно в торг вступил капитан заморской триеры, которому чем-то приглянулся Юний: