Санин Евгений - Чудо - из чудес

— Не сказал, а написал сенату, — уточнил Стас. — После того как практически без сражения разгромил Фарнака: «Пришел, увидел, победил!»

— Вот так и Вика… Пришла, увидела и… ушла. В смысле, увидела не меня, а — монастырь. Я ведь к ней так и не вышел. Как говорится, себе дороже…

Стас взглянул на своего друга детства и — ну, кто лучше мог знать его? — сразу понял, что эта победа над собой, этот подвиг не выйти из кельи к женщине, которую он продолжал любить, и с которой мир готов был осыпать его всеми благами и удовольствиями, досталась ему намного труднее, чем Цезарю, причем, во всех его многочисленных битвах…

Отец Иоанникий тоже умел понимать Стаса с полуслова, сразу догадался, что от того ничего не укрылось.

И заторопился:

— Давай начинать, а то мне еще на вечернюю службу успеть надо!

Помолившись, все принялись за праздничную трапезу.

И Ник, со знанием дела попробовав одно, другое, изумленно спросил:

— А… кто все это готовил?

— Что, ищешь репетитора для своей будущей жены? — подмигнул ему Стас и показал на зардевшуюся соседку: — Вот! Одна постаралась, пока мы в храме были.

— С духовной точки зрения, конечно, лучше было бы наоборот, чтобы и вы в первую очередь были в храме, а уж потом все остальное! — монашеским тоном заметил отец Иоанникий.

— Ну, не все сразу! — попросила снисхождения соседка. — Я уж и так насмотрелась на Стасика с Леночкой и, глядишь, тоже скоро молиться начну! Крещена-то с детства. Только божественному никто не учил!

— А вы, собственно, где работаете? — снова спросил Ник.

— Да нигде… — пожала плечами соседка. — Перебиваюсь на пенсии. Здоровье ведь уже не то, чтобы не то, чтобы в большом ресторане, но даже в самом маленьком кафе готовить!

— А и не надо ничего готовить, — остановил ее Ник. — Вы — мастер. Причем, выше, чем международного уровня.

— Между прочим, таких мастеров, то есть поваров, которые вкусно готовили, в Древней Спарте сразу казнили! — заметил Стас.

— Да, — подтвердил Владимир Всеволодович. — Поднимали на заснеженную гору Тайгет и сбрасывали ее.

— Не слушайте вы этих ученых! — поморщился Ник, обращаясь к соседке. — Сами-то они вашу стряпню за обе щеки уписывают! А у меня к вам серьезное предложение. Вы — мастер, — повторил он, — а подмастерья всегда найдутся. Я как раз открываю сейчас крупный ресторан и предлагаю вам должность шеф-повара. Сразу предупреждаю — у плиты стоять не нужно. Только ваш опыт и вот такая, как сейчас, еда. Оклад — в три… нет, в пять раз выше, чем в любом подобном заведении. Лечение — в лучших клиниках. Отдых на курортах. Которые сами пожелаете. Это, поверьте, я делаю, не из щедрости, а с тщательно продуманным умыслом — чтобы конкуренты потом не сманили!

— Да я и сама от вас никуда не уйду… — прошептала, утирая платочком слезы, внезапно осчастливленная женщина.

Воспользовавшись тем, что все были отвлечены разговором Ника с их соседкой, Стас наклонился к Лене:

— Что с тобой было в храме?

— Сама не пойму, — шепотом отозвалась та. — Мне показалось… Нет — точно! Что я видела…

— Что-о?!

— Ну, не все, конечно. То есть, не храм, не тебя, не нашего Тишеньку… А только — СВЕТ! Но зато такой, который затмевал все, что только могло быть. Такого я еще не видела никогда в жизни. Даже в детстве, когда, помнишь… Мы спорили, кто дольше сможет посмотреть на стоящее в зените солнце?

Стас не помнил этого, но на всякий случай кивнул.

А Лена, которая все равно не могла видеть этого, с упоением продолжала:

— Жаль, что это продолжалось всего лишь несколько мгновений. А может, часов? Я даже потеряла от этого чувство реальности и времени…

— Слу-ушай, — протянул Стас. — А что если это был тот самый Нетварный Свет, который показал избранным апостолам во время Своего Преображения Христос? О котором писал святой Григорий Палама, говорил боголюбивому Николаю Мотовилову Серафим Саровский и который сподобились видеть лишь единицы? То есть, свет, что ждет тех, кто сподобится этого, после Воскресения?

После того, что видела, и этих слов Лена стала оживать прямо на глазах.

И становиться такой же, как прежде.

Когда же она посетовала, что после того, как соседка уйдет работать к Нику, у Стаса опять начнется вегетта-сосудистая — в смысле, от слова вегетта — пояснила она ничего не понявшим поначалу гостям — дистония, у Стаса перехватило дыхание.

И он увидел, что в его тарелку с супом упала одна… другая… третья слезинки.

От счастья!

— Тише, тише! — послышалось вдруг.

— Что — Тиша? — с тревогой привстала Лена.

— Да нет же, просто отец Иоанникий хочет произнести тост! — с улыбкой остановил ее Владимир Всеволодович. — Говорите, батюшка!

Отец Иоанникий встал.

Налил себе полный бокал красного сока.

(Ничего спиртного, разумеется, с предупреждения Стаса и одобрения иеромонаха на столе не было. Да и кому было пить?..)

И сказал:

— У монахов не принято хвалить друг друга, дабы не отнять те венцы, которые уготовил им за какое-нибудь дело или целый подвиг Господь. Это так сказать, Высшая точка, к которой должны стремиться люди и в миру. Как и ко многому другому, что есть в монашестве, являющемся, как всегда на Руси было известно, полнотой Христианской веры. Но вам, во-первых, в виде исключения, а, во-вторых, потому что ваш подвиг далеко еще не окончен, скажу: а и молодцы ж вы ребята! И ребенка спасли. И себя не потеряли. А ты, Ленка, не унывай, за тебя теперь день и ночь весь наш монастырь молиться будет! Зрение — оно словно любая вещь — как потерялось, так и вернуться может. Была бы на то только воля Господня. И сейчас, в вашу честь поднимая этот бокал, я прочитаю то, что до этого адресовал лишь своим боевым друзьям. А теперь вот вам — воинам Христовым.

И он, поправив на груди священнический крест, сам точно солдат встал по стойке смирно, ровным монашеским, оставляющим людям самим добавлять в текст свои эмоции чтением начал:

Бывает в людях качество одно,

Оно дано нам или не дано:

Когда строчит в горячке пулемет,

Один лежит, другой бежит вперед!

И так во всем, и всюду, и всегда,

Когда на плечи свалится беда,

Когда за горло жизнь тебя возьмет,

Один лежит, другой бежит вперед!

Мой первый тост и мой последний тост

За тех, кто поднимался в полный рост!

12

— Ну а теперь, подставляй лицо! — скомандовал Стас, беря банку с брением.

Закончилась вторая для Лены и первая для ее со Стасом сына московская зима.

Растаял хворый снег.

Понемногу очистились дороги и тротуары.

Все рано зазеленело.

Зацвело.

Миновало «бесшабашное» 1-е мая.

Наступило второе число этого последнего весеннего месяца.

Тиша слегка приболел.

Начал капризничать.